Перемежаемые утонченной архитектуры домами, изящными церквами и частными садами, перед ее глазами тянулись целые кварталы жалких жилищ такой убогой бедности, которая Кэтрин и в самом страшном сне не могла привидеться. Неподалеку от Мейфэра располагались районы, которые заселяла беднота, но такой нищеты даже там она не видела. И даже здесь особняки богатых дельцов и процветающих торговцев соседствовали с неприкрытой нищетой лишь потому, что из восточных кварталов ближе добираться до Сити и доков.

Почему Макс здесь жил? Изабель называла его крестоносцем. Реформатором. Кэтрин была вполне согласна с ней. Проехав Тауэр, карета повернула в сторону от реки и двигалась теперь по совсем безрадостной местности. Канавы, переполненные черной зловонной водой, бегающие по улицам босые бледные дети с унылыми личиками маленьких старичков, худые, плохо одетые женщины, которые устало тащатся по мостовой мимо обшарпанных витрин и грязных кабаков и клянчат милостыню у каждого встречного. Плечи их сутулятся, глаза полны безнадежного равнодушия, и даже Кэтрин при всей своей наивности понимала, кто они такие. До глубины души потрясенная печальными картинами, она зажмурилась, но Макс понял ее жест неверно.

– Скажите, миледи, – спросил он, и голос его звенел от печали и сарказма, – что вы думаете об Ист-Энде? Такая панорама виделась вам хотя бы в воображении?

Кэтрин не ответила и снова обратила свой взор в окно кареты. Ей нетрудно догадаться, о чем сейчас думал Макс. Часть его души хотела верить, что увиденное вызывает в ней отвращение и что ее мнение о нем будет теперь зависеть и от тех мест, где ему довелось жить. Возможно, Макс каким-то образом ожидал, что она направит все свое презрение на тех, кому он столь усердно служил.

Наконец они повернули на север, на узкую и ухоженную дорогу, которая вывела их на широкую площадь, окруженную высокими городскими домами, трудно отличимыми от таких же собратьев из Уэст-Энда. Кучер синьоры остановился напротив особенно импозантного дома, из которого тут же вышел слуга, чтобы увести лошадей. Вскоре Кэтрин стояла рядом с Максом в полумраке просторной, тускло освещенной прихожей. Мария протараторила какие-то распоряжения, и высокий пожилой лакей подошел к ним забрать верхнюю одежду. Кэтрин воспользовалась задержкой и огляделась по сторонам. По обе стороны вестибюля виднелись многочисленные комнаты с распахнутыми настежь дверями. Комнаты напоминали кабинеты, в которых, она заметила, стояли письменные столы, а вдоль стен книжные шкафы и комоды.

Внезапно рядом с Максом оказался худой мужчина в очках. Локтем руки он прижимал к себе толстую бухгалтерскую книгу, а за ухом у него виднелся остро заточенный карандаш.

– Мистер де Роуэн! – вскричал он. Одежда его была едва ли не такой же, как на Максе, только голос содержал в себе нотки почтения. – Как я рад вас видеть!

– Опять засиделись допоздна, Трамбл? – пробурчал Макс.

Мистер Трамбл слабо улыбнулся.

– Мистер де Роуэн, позвольте пару слов о складе, который нам нужен? Я кое-что подыскал, но ваша бабушка считает, что цена слишком высокая.

Макс пристально посмотрел на него.

– Вот и торгуйтесь с ней, а не со мной, Трамбл.

Улыбка сползла с лица Трамбла.

– Так ведь каждый дюйм недвижимости расхватывают, как горячие пирожки, а новые доки еще не достроили!

Макс повернулся к Кэтрин, чтобы помочь ей снять плащ.

– Синьора прекрасно осведомлена о планах строительства, – вежливо, но твердо ответил он. – Отправляйтесь лучше домой, Трамбл. Ваша семья, пожалуй, важнее, чем новый склад.

Покосившись на Кэтрин, Трамбл почтительно поклонился и ретировался. Макс, не удосужившись объяснить произошедшее, галантно предложил Кэтрин руку. Ведомые Марией Витторио, они направились в глубь дома и поднялись по скрипучим лестничным ступеням на второй этаж. С каждым новым шагом у Кэтрин где-то под ложечкой возникала нервная дрожь, и унять ее никак не удавалось. Дом показался большим и плохо освещенным. Едва ли не каждая комната заставлена тяжеловесной, идеально отполированной мебелью. Пышные драпри и гобелены закрывали окна и стены, в воздухе стоял приятный запах незнакомых душистых ароматов. Похоже, дом знал достаток, имел изящный вкус и таинственную скрытность. Кэтрин чувствовала себя здесь и потерянной, и заинтригованной.

Вдруг у них над головой раздался какой-то жуткий топот, потом он переместился уже на лестницу. Встревоженная Кэтрин вгляделась в полумрак впереди. Из-за стойки перил следующего лестничного марша выскочило какое-то черное существо неясных очертаний и устремилось в их сторону. Макс тут же отпустил руку молодой женщины и встал на колени прямо на лестничной площадке.

– Люцифер! – крикнул он неожиданно радостным голосом. – Ко мне!

– Скверная псина! – принялась распекать ее миссис Витторио, когда громадный пес с визгом бросился к Максу, чуть не сбив того·с ног. – Скверная, очень скверная псина! У нас, между прочим, гостья.

Впрочем, Люцифер, отчаянно виляя задом и мотая свисающими подгрудками, видел только своего хозяина. Да и сам Макс, увлеченный мгновением встречи, все гладил пса да чесал ему за ушами, как будто старался себя уверить, что все в полном порядке.

Тут-то Кэтрин увидела, что это та самая жуткая зверюга, которая трусила следом за Максом в то мглистое утро в Гайд-парке. Сейчас пес не производил такого устрашающего впечатления, как тогда. Макс что-то негромко и ласково сказал собаке на языке, которого Кэтрин не понимала, последний раз взъерошил ей шерсть на загривке и поднялся на ноги. Люцифер незамедлительно пере катился на спину, совсем по-щенячьи вывалил из пасти розовый язык и выжидательно уставился на де Роуэна.

– Какой замечательный зверь! – сказала Кэтрин и присела на корточки, чтобы получше разглядеть Люцифера. – А какой же он породы? Мастиф? Я никогда не видела черных мастифов.

– Он из Кампаньи, – объяснил Макс с неожиданным воодушевлением. – Он добрее, чем французская или английская порода, и его легко натаскать для работы в полиции.

Макс еще раз почесал собаку за ушами, а потом прищелкнул пальцами:

– Люцифер, место!

Пес вскочил на ноги, весь подобрался и выжидающе уставился на Макса. Куда только подевалась щенячья беспечность! Они начали подниматься на следующий этаж. Люцифер ни на шаг не отставал от де Роуэна. На лестничную площадку третьего этажа выходили широко распахнутые двойные дубовые двери, и за ними виднелась просторная, богато обставленная гостиная. Как везде в доме, в ней царили полумрак и прохлада.

Тут Кэтрин наконец увидела синьору. Она сидела с чопорно-прямой спиной в кресле с высокой спинкой неподалеку от камина. Одета синьора была в строгое платье из черного шелка и вид имела такой, как будто она только что вышла из сказки братьев Гримм, причем явно не самой веселой. Длинное лицо, острый, как нож мясника, нос, на голову и плечи накинута черная же кружевная мантилья. Картину царственной презрительности завершал громадный гербовый щит, висевший высоко на стене над массивной каминной полкой. Расписанный в лазурных и траурно-черных тонах, на нем красовался герб, на котором ясно просматривалось изображение стоящего на задних лапах черного льва в жемчужном чепце. Зрелище было настолько необычное, что Кэтрин невольно замедлила шаг.