Он продал своего сына морским работорговцам. Бароны гильдий прослышали об этом, и в день, когда работорговцы снялись с якоря и поплыли по водам Великого Змея, бароны попытались их остановить. Потому что запрещено продавать своих братьев в рабство. Но когда увидели сотни кораблей работорговцев по берегам Сены, они тоже испугались. Как мог слабый, голодающий Двор вступить в борьбу с такой армией? К тому же ради жизни одного мальчика.

Они видели, как отец получил двенадцать золотых монет в обмен на жизнь собственного сына. Видели, как на эти монеты он купил у тех же работорговцев хлеб, чтобы не умереть с голоду. Они видели, как утащили мальчика, слышали его крики, когда работорговцы били его по спине и лицу плеткой-девятихвосткой, но ничего не сделали. Они утешились тем, что сказали себе: вероятно, он и дня не протянет в море, – и решили обо всем забыть.

Но события, намеренно забытые, не всегда позволяют людям забыть о себе. Однажды, много лет спустя, из моря приплыл работорговец: тот мальчик, ставший теперь страшным мужчиной со шрамами на спине и лице, похожими на полоски тигра. Теперь он владел плеткой-девятихвосткой.

Он содрал мясо с костей на спине и лице своего отца и продал его своим собратьям, но этого ему оказалось недостаточно. Он пришел к Столу баронов Двора чудес и потребовал себе место среди них.

Баронесса Камелия Йельс, глава гильдии Сестер, ответила за всех баронов. Она сказала, что за Высоким столом нет места человеку, торгующему живым товаром, и никогда не будет.

Униженный, мужчина ушел, но жажда мести горела в его сердце, и он задумал уничтожить баронессу Камелию. Он купил опий в гильдии Мечтателей и подкупил ее собственных людей, чтобы они опоили ее. Он сделал так, что она не могла ни думать, ни шевелиться без маковой настойки, и она готова была делать и говорить все, что он прикажет. Потом Тигр отобрал у нее ее гильдию и опаивал дурманом всех сестер до тех пор, пока не сделал их рабынями в городе, не знавшем рабства уже сотню лет.

Бароны не замечали того, что он творил, до тех пор, пока не стало слишком поздно. А когда поняли, что происходит, посмотрели на него и испугались. Потому что он превратил гильдию Сестер в гильдию Плоти. И у него были союзники на сотне морских судов. Союзники, готовые прийти на помощь, как только он позовет.

Он занял место за Высоким столом, и бароны наконец поняли, что не должны были бросать этого мальчика много лет назад. Они были глупцами. Ибо написано, что Закон подобен гигантскому ползучему растению. Он подкрадывается со спины и опутывает всех и каждого. Никому от него не спрятаться.

Свернувшись клубком, сижу на крыше, укутанная в темноту, как в плащ. До меня долетают звуки ночи: в своих берегах плещется река, этот Великий Змей; неугомонные уличные торговцы криками предлагают свои вечерние товары: устрицы и кофе для тех, у кого еще есть аппетит.

Рядом со мной без движения сидит тень, как огромная хищная птица с золотыми глазами, которые видят все. Потрепанные края плаща хлопают на ветру.

– Ты приведешь их? – спрашиваю я.

Феми смотрит на меня и не отвечает.

– Ты же знаешь, я сделаю это, даже если ты не будешь мне помогать, – говорю я.

– Я обещал защищать тебя, – вот все, что он произносит в ответ.

Внутри все сжимается от чувства вины.

Он обещал невозможное, учитывая, что именно я задумала. Но он дал моей сестре клятву крови и никогда этого не забудет.

– Я приведу их, – отвечает он наконец, и наступившая вслед за этим тишина говорит мне, что он уже ушел.

Вытягиваю руки и ноги, мышцы начинает покалывать, и я встаю, глядя на город сверху. Где-то среди этих шумных улиц спит Азельма; где-то дрожит от страха Этти. Мне в лицо бьет ночной ветер, что-то нашептывает в уши, гладит шрамы на моей спине, теперь уже превратившиеся в длинные нитки.

Слышу охотничью песнь и знаю, о ком в ней поется.

* * *

С корзиной в руке влезаю в кухонное окно дома по Рю Музен и ловко приземляюсь на ноги, как настоящая кошка.

В доме несколько этажей, пропитанных густым сигаретным дымом и наполненных громкими разговорами восторженных молодых людей.

Постоялый двор Тенардье перестал быть моим домом в ту ночь, когда он пытался заключить сделку и продать Этти Тигру. Некоторое время я жила с Призраками, потом под мостом Понт-Мари вместе с Феми Вано и несколькими другими Кошками из гильдии Воров. Потом Орсо договорился, чтобы я заняла комнату на верхнем этаже дома, населенного студентами. С тех пор как тысячи горожан умерли от заразы в воде, мы трудимся вместе – Отверженные и студенты. В конце концов, у нас один общий враг – знать.

Так что в качестве платы за проживание я работаю посланником между этим домом и Двором чудес, а иногда и курьером для гильдии Контрабандистов, которые с радостью принимают от студентов щедрую плату за оружие, патроны и прочие необходимые им товары.

Студенты, искренне преданные Орсо, учатся в лучших университетах города. Они смотрят на все широко распахнутыми глазами идеалистов, выросших с серебряными ложечками во рту. Они собираются в университетских дворах, чтобы послушать истории Мертвого барона. Но я-то уже знаю, что это не просто красивые истории. Орсо ничего не делает без причины и умысла. Ум старого медведя всегда пребывает в движении.

Грантер, у которого нюх ищейки, появляется на кухне, будто кто-то позвал его сюда. Он может за милю унюхать запах свежей pain-au-chocolat[23]. У меня их целая корзина, все еще теплых, украденных с полок соседней кондитерской. Запах напоминает мне о тех пирожных, которыми Этти так наслаждалась в Тюильри, и сердце начинает ныть от того, что сейчас ее нет рядом.

– Ты просто богиня, Нина! – Грантер целует меня в щеку и вытаскивает из корзины булочку; растопленный шоколад выступает по краям хрустящего теста. Он восторженно улыбается и проглатывает ее. Я ударяю его по руке, когда он пытается стащить еще одну.

– Нина, ну пожалуйста, – просит он. – Скоро настанет великий день. Нам понадобятся все силы.

– Великий день? – Кружась по кухне, я отхожу от него вместе с корзиной.

– Похороны Ламарка, – отвечает Грантер, улыбаясь, и я замечаю крошки у него на губах.

Три дня назад генерал Ламарк слег в постель от болезни.

– Наш агент донес. Они думают, что генерал долго не протянет. Похороны будут событием государственной важности, – продолжает Грантер, слизывая шоколад с пальцев. – Ламарк, конечно, представитель знати, но народ любит его. В городе все будет вверх дном. Прекрасное время для нас выступить с протестом.

Протестом с оружием и баррикадами и продуманным планом захвата улиц, в результате которого студенты планируют овладеть всем городом. А похороны Ламарка должны послужить им сигналом к началу действий. Невольно содрогаюсь, вспоминая, чем в прошлый раз закончились городские протесты.