* * *

У меня пропал голос. Холод проникает под кожу, пробирает до костей.

Кто-то дышит, тяжело и хрипло, но это точно не я. Чье-то сердце бешено колотится, стук отдается в ушах, но это точно не мое сердце.

Когда Монпарнас находит меня, я лежу в снегу, уже скрываясь под ним. Он снимает пальто и заворачивает меня в него.

– Нет, – вяло пытаюсь сопротивляться я. Но он сильнее. Он поднимает меня на ноги и практически несет на себе, потому что заледеневшие ноги отказываются меня слушаться.

Кажется, мы пробираемся сквозь снег несколько часов. У меня перед глазами все расплывается: лица, предметы. Чувствую вкус крови на губах. Не знаю, куда Монпарнас меня ведет, но постепенно понимаю, что мы движемся к окраине города, направляемся к царству Мертвецов, где меня окружат заботой и смогут защитить.

Я останавливаюсь.

– Я пойду обратно.

– Нет.

Повернувшись к нему, я начинаю бить его кулаками, лягать ногами, царапать когтями одежду. Он мастер гильдии Убийц, но, склонив голову, позволяет мне нападать на него.

– Я возвращаюсь. И вы не обязаны идти за мной.

Он только поднимает на меня глаза.

* * *

Звонят колокола Нотр-Дама, я чувствую их вибрацию где-то в животе.

Пора.

Слышу голос города: как животное, обезумевшее от боли, он царапает мне уши, требуя, чтобы я его выслушала. Его пульс бьется в булыжниках мостовой, заглушая мои шаги, скрывая меня, когда я карабкаюсь вверх по неприступным скользким стенам, уходящим из-под пальцев. Но я Черная Кошка гильдии Воров, и я вышла на охоту.

Пока иду, колокола все звонят. Я слышу их песню. В небе надо мной – раскаты грома. Дома вздрагивают. Ветер озлобленно воет в ушах. Под ногами кричит мостовая. Кажется, что даже крыши домов завывают. Они говорят только одно, но повторяют эти слова снова и снова, как солдат, бьющий в барабан.

Сестра.

Сестра.

Сестра.

Проникаю к ним через крышу. Перекрытия наверху, над Двором чудес, сплошь состоят из строительных лесов и каких-то веревок; такая конструкция может быть смертельно опасной для менее опытного человека. Но я полна решимости. Вокруг звенящая тишина, слышится только мое резкое дыхание. Я внимательно смотрю вниз.

И вижу их. Все девять баронов Двора чудес все еще пьют и разговаривают. Весь Двор там же.

Хорошо.

Достаю из рукава кинжал и зажимаю клинок зубами.

Еще раз смотрю вниз. Стол прямо подо мной. Он завален кошельками баронов и их позолоченными ножами; их сюртуки и пальто висят на спинках стульев. Вижу большой сапфир на шее у Томасиса, вижу пыльно-серые волосы Орсо. Тянусь к веревкам, выбираю одну из них и, крепко уцепившись за нее, спрыгиваю.

Я не боюсь. Больше не боюсь.

Парю в воздухе, изящно, как балерина, и приземляюсь, как кошка, на все четыре конечности прямо в середине стола.

Бароны отскакивают назад. Все, кроме Тигра. Он ничего не боится. Сидит совершенно спокойно, держит в руках кубок, и на лице его отражается лишь легкое удивление. В конце концов, никто не нападает на баронов. Это запрещено. Никто не нападает на них в присутствии всего Двора. Надо быть сумасшедшим, чтобы решиться на это.

Они не знают, что делать. Они пьют уже два дня подряд и реагируют медленно, а я всегда была быстрой. Некоторые хватаются за кинжалы, мастера с криком взбегают на подмостки.

Тигр внимательно смотрит на меня; его глаза расширяются от удивления, когда он меня узнает, но он все еще не встает и не тянется к оружию. Он не сводит с меня глаз, когда я с криком бросаюсь на него. Он даже не поднимает руки, чтобы защититься, когда мой кинжал свистит в воздухе. Острие царапает его щеку, он рывком откидывается назад, а я наваливаюсь на него всем телом.

Мы вместе падаем на пол, и я со всей силы вонзаю кинжал ему в руку. Он рычит от боли, и я вижу, как кровь струится по его запястью.

Сотня рук стаскивает меня с него.

Кордей забирает у меня кинжал.

Орсо держит меня. Он с силой скручивает мне руки за спиной. Я не брыкаюсь, не сопротивляюсь. Я ничего не делаю. Просто не свожу глаз с Тигра.

– Вы не барон! – кричу я осипшим голосом. От этого он морщится даже больше, чем от раны. – Вам не место при этом Дворе.

Орсо пытается прижать мне ко рту свою покрытую струпьями руку, но я кусаю его, и он оставляет попытки.

– Вы приносите нам только бесчестье, – продолжаю я, и Тигр вырастает передо мной, разъяренный, как само олицетворение мести. Не обращая внимания на кровоточащую руку, он так близко приближает свое лицо к моему, что практически касается его.

– Для вас не существует Закона, – говорю я.

Тогда он бьет меня, и комната начинает вращаться перед глазами. Я чувствую вкус крови во рту, ощущаю, как она бежит по лицу. Но смотрю на него и смеюсь.

Он подзывает своего мастера, Ленуара, и приказывает ему:

– Принеси мою плетку.

Меня привязывают к стулу, и все толкаются позади, тихо, удивленно перешептываясь.

– Она оскорбила барона.

– Но разве она сказала хоть слово неправды?

– Она напала на барона в присутствии всего Двора.

– Такое нельзя допускать. Для других это должно послужить уроком.

Тигра среди них нет. Он стоит передо мной, так что я хорошо его вижу. Он с интересом рассматривает меня, так, будто никогда прежде не видел. Он не обращает внимания на кровь, все еще сочащуюся из руки. Он знает, что я могла бы ударить его в сердце, могла бы убить его. И знает, что я хотела совершить нечто гораздо более ужасное: унизить его. Сказать правду перед всем Двором. И неважно, что произойдет со мной сейчас, – теперь они будут бесконечно перешептываться об этом. Мои слова будут преследовать его и днем, и ночью, и ему никак не спастись от них. Кошка посмотрела в глаза Тигру и назвала его беззаконным в присутствии его братьев – на такое не осмеливался никто, даже бароны.

Монпарнас что-то шепчет Кордей. Она обращается к Орсо, и его лицо искажается от гнева.

Он подходит к Тигру.

– Где она? – спрашивает Орсо.

Тигр переводит взгляд с меня на него и смотрит с непониманием.

– Где мое дитя, Этти?

Тигр снова смотрит на меня.

– Не имею понятия. У меня ее нет.

Потом он качает головой и в свою очередь задает вопрос:

– А где Тенардье?

Феми уже рядом с Томасисом, что-то шепчет тому на ухо. Томасис качает головой: Тенардье здесь нет.

Тигр запрокидывает голову и смеется. Звук этого смеха разносится по всему Двору, эхом отражаясь от стен.