Однако важным фактором гиксосского владычества было то, что Египет был впервые захвачен и подчинен иноземцами и что эти иноземцы представлялись египтянам неблагочестивыми и мерзкими варварами, которые «правили без Ра». Ощущение безопасности от внешнего вторжения, которое было краеугольным камнем мироощущения египтян, дало трещину; Египет перестал быть отделенным от остального мира, и египтяне уже не могли позволить себе оставаться терпимыми и беззаботными. Волнения, происходившие на протяжении Первого переходного периода, были вызваны внутренними распрями, которые могли быть разрешены без потери присущего египтянам оптимизма. Нынешнее потрясение нанесло решительный удар по чувству собственного достоинства, по вере в то, что боги даровали Египту – и только ему – вечное благоденствие. Если иноземные варвары, которые не заботились о культе богов, смогли так унизить Египет, то где было искать твердую почву под ногами? Поверженная власть порождает долговременную ненависть, а у гиксосов был ряд военных преимуществ перед египтянами. Скорость и мощь конных колесниц давали им безусловное превосходство, а поселение гиксосов в укрепленных лагерях делало их неуязвимыми перед лицом нападающих с менее совершенным оружием. Установлено, что в лагере в Тель-эль-Яхудии могло разместиться до 10 тысяч воинов вместе с лошадьми и колесницами, по тем временам это было огромное войско. Если учесть, что у гиксосов были еще и более совершенные доспехи и новые виды мечей и клинков, то причина их внезапного успеха становится очевидной. Не менее важным новшеством стало применение композитного лука, для изготовления которого использовали деревянную основу, роговые вставки и сухожилия. Маленькие египетские луки значительно уступали оружию захватчиков по пробивной способности и дальнобойности. Гордость египтян, ощущавших свое превосходство над всеми предыдущими соперниками, была грубо растоптана, и это имело важнейшие последствия для духа египетской культуры.

Стремясь к освобождению и мести, египтяне отдали должное гиксосам и научились пользоваться их оружием. Вероятно, на это ушло около века, до 1600 г. до н. э. Наконец египтяне нашли в себе силы восстать против поработителей. Война за освобождение началась в Древних Фивах, где благодаря гиксосам сохранилась местная царская власть. Не исключено, что фиванцы вошли в союз с Гермополем, крупным городом в Среднем Египте. По крайней мере, это объяснило бы появление в теофорных именах членов царской семьи XVII и XVIII династий элементов тут и ах, поскольку Гермополь был центром культов луны (Ах) и бога Тота.

Одним из самых ранних свидетельств войны за освобождение можно считать мумию царя XVII династии Секененры, погибшего от тяжелых ранений. На голове мумии различимы раны от стрел и сильнейших ударов меча и тяжелой булавы. Наиболее очевидным объяснением была бы версия о том, что царь получил смертельные увечья в битве с гиксосами, однако доказать это предположение невозможно[150].

В конце Второго переходного периода фиванский царь Камес прервал перемирие, согласно условиям которого Египет был разделен между ним и гиксосским правителем, а сам Камес должен был играть роль плательщика податей. Нашим основным источником о начале этого противостояния является школьная копия царской надписи, сделанная не самым умелым учеником[151]. В данном источнике используется характерный для царских текстов прием: описывается совещание при дворе, во время которого божественная мудрость и смелость царя противопоставляются нерешительности придворных. Несмотря на пропагандистский характер надписи, ее следует рассматривать как важный исторический источник.

«Его величество обратилось с речью в своем дворце к совету сановников, что находились в его сопровождении: «На что мне сознавать мою силу, когда [один] властитель в Аварисе, а другой в Куше, и я сижу в обществе азиата и нубийца, и каждый владеет своей частью в этом Египте?.. Не оседает [?] никто, подавленный податями азиатов. Я встречусь с ним и вспорю ему живот. Я хочу спасти Египет и поразить азиатов».

Повели речь вельможи его совета: «Смотри… Мы спокойно владеем нашим Египтом… Для нас возделываются лучшие пашни, наши быки [пасутся] на нижнеегипетских топях, полбы обмолочено больше, чем [нужно?] нашим свиньям… Он владеет страной азиатов, мы владеем Египтом. Вот [если] придет тот, кто причалит (?), и нападет (?) на нас, тогда мы будем действовать против него».

И досадили они его величеству»[152]. Камес спросил (здесь текст сильно поврежден), на каком основании он должен уважать азиатов, и объявил о намерении отправиться на север и начать сражение «как защитник Египта».

Следуя «приказу Амона, надежного советчика… Я напал на него. Я разрушил его стену, убил его людей и заставил его жену сойти на береговую плотину. Мои воины были будто львы со своей добычей, с рабами, скотом, жиром и медом, деля свое достояние с радостным сердцем». Война за отмщение началась. Текст внезапно обрывается, но можно предположить, что Камес одержал верх только в Среднем Египте, вероятно над египетским правителем-вассалом гиксосов. Тем не менее вкус победы, одержанной при помощи нового оружия, был сладок. Вскоре последовала и окончательная победа.

По иронии судьбы официальные надписи, повествующие об изгнании гиксосов из Египта, не сохранились и наиболее полная информация об этом событии содержится в автобиографии скромного участника войны, начальника гребцов. Житель верхнеегипетского города Эль-Каб Яхмес, сын женщины по имени Абен, рассказывает о нескольких походах внутри Египта, а после взятия Авариса – о преследовании гиксосов в Палестине. После третьего штурма Аварис пал, и театр военных действий сместился в Азию. Большая часть гиксосского воинства, вероятно, отступила к городу Шарухену в Юго-Западной Палестине, после трехлетней осады этот город был захвачен египтянами. Начальник гребцов был награжден «золотом почета», девятнадцатью рабами и огромным земельным участком[153].

Наконец Египет освободился от надменных захватчиков. Но сможет ли он вернуться к прежней спокойной жизни?

Прошло около века, пока египтяне ранней XVIII династии нашли ответ на вопрос о том, стоит ли возвращаться к былому процветанию в изоляции. Вероятно, они сами не осознавали насущность этого вопроса, однако, как мы увидим, в египетской политике 1500 г. до н. э. существовали разные направления. Конечно же на официальном уровне Египет никогда не менялся – он всегда возвращался к дарованным богами принципам. Любые новшества в государственной политике представлялись как часть миропорядка, определявшего судьбу страны с начала возникновения государства.