Какую бы жаркую битву ни готова была я увидеть, а все же такого жара не ожидала. В доме без двери, собранном из тонких жердей и досок, стояла нестерпимая жара и тяжелый непонятный дух, будто сама земля выпускала огненное дыхание.

В доме было пять человек, женщины, мужчины и мальчик до посвящения, и все недоуменно обернулись ко мне. Они показались мне силачами, причем женщины не уступали мужчинам. Одеты были все одинаково, и так странен казался вид этой одежды, что сначала почудилось мне, будто все голые: были на них большие кожаные передники от самой шеи, а руки и спина оставались открыты. От жара их кожа блестела, и мышцы играли, как у хороших коней. И все молча и спокойно делали трудную работу, звуки которой я и услыхала, – так с тяжелого замаха ударяли молотом по красному языку железа. Я смутилась и поспешила убрать кинжал.

Старшая женщина положила молот, обтерла руки о передник и сказала:

– Или война началась, или что за странный ты вестник?

– Я Ал-Аштара из верхнего стана. Я услышала звуки и думала: здесь бой. И прибежала помочь…

Последние слова потонули в оглушительном смехе. Взрослые хохотали раскатисто, а мальчик от смеха повизгивал.

– Что же смешного я сказала? Я впервые у вас, – надулась я.

Но они расхохотались еще пуще, даже слезы выступили из глаз. Потом женщина проговорила:

– Ты думаешь, это наш стан?

– А разве нет? – удивилась я.

– И это наш дом, мы здесь живем? – звонко прокричал мальчик.

– Откуда мне знать, как вы живете? – не выдержала я. – Все по-разному, как вздумается, так и живут. – А сама украдкой стала оглядываться – и поняла, что и правда дом этот странен. Стены были черны от копоти, на них висели разные орудия, вдоль стояли большие корзины с мелкими вещами и железными обломками, в углу лежали заготовки для клинков. Ни ковров, ни очага, потолок плоский, а не куполом. Возле печи были свалены дрова, с потолочных балок свисали кожаные мехи и разные предметы, которым я не знала названия.

– Те, что за странная дева, – вздыхая от смеха, проговорила наконец старшая женщина, верно, мать этой семьи. – Кто же ты такая и зачем пришла к нам?

– Я Ал-Аштара, – терпеливо повторила я. – Мне нужно видеть Бара-Атоя.

Тут все притихли и переглянулись между собой.

– Зачем он тебе? – спросил младший мужчина. – Ты знаешь, кто он?

– Кто же? – спросила я.

– Бара-Атой – сын горы, – сказал старший. – Он ведает рудоносные жилы, как если бы это было его собственное тело. Но духи отдалили его от людей.

Я опечалилась. Решила, что духи заполнили голову дяди, а вид стариков, потерявших рассудок, был мне всегда неприятен.

– Что приуныла? – спросил мужчина. – Если вести какие из твоего стана, можешь рассказать Аною, его сыну.

– Нет, мне нужен Бара-Атой, – сказала я твердо.

– Что же тогда болтать? – раздраженно сказала женщина. – Нужен – так иди, у нас железо стынет. Атишка, сведи.

– Те-е! – заныл мальчик. – Только взяли в работу, и уходить!

– Шеш! – остановил его отец. – Иди, после вернешься. Толка за тебя постоит у огня.

Дева, чуть старше меня, недавно после посвящения, но выше и шире в костях, опустила молот и послушно отошла к печи.

– Поворачивайся, – сказал ей отец, – все простыло. А ты иди, не мешай, огонь чужих не любит.

Они взялись за молоты, а Толка – за веревку, свисавшую с потолка, и стала махать большим опахалом, раздувая огонь. Меня заворожило, с какой спокойной силой она это делала, как мерно работали ее крепкие руки и мышцы на спине, опуская тяжелое опахало. Будь она в воинстве Луноликой, одним из лучших воинов была бы она, подумалось мне.

Я бы посмотрела еще, так красиво было это зрелище, но тут мальчик с силой толкнул меня, и мы выскочили из дома.

– Шеш! – возмутилась я его наглости.

– Отец сказал – огонь чужих не любит, – буркнул он как взрослый.

У входа кучей лежали их огромные шубы, он достал свою, как мог затянулся и сказал, глядя на меня хмуро из-за огромного ворота:

– Твоя лошадь? Сажай, укажу дорогу.

Дать бы ему затрещину, но я была в гостях и лишь усмехнулась. Помогла ему влезть, села сама, он ухватил меня сзади за пояс, и мы тронулись шагом.

– У нас в стане дети уважают старших, – сказала я.

– У вас в стане никто не поднимет молот, какой подниму я, – был мне ответ.

– Сколько тебе лет?

– Не лет, а зим – меня мать в пургу родила. Восемь уже, скоро и посвящение.

Я улыбнулась – до посвящения ему было еще жить и жить.

– Все ты, откуда только свалилась! – сказал он с обидой. – Только-только меня отец поставил к огню, не прошло и трех дней, как пришел в кузню!

– Что так мало? – пошутила я, но зря: мальчик вспыхнул:

– Отчего мало? Старше годами в кузню берут, это я отца упросил. И сразу – к огню! А иначе бы все дрова подкидывал.

– Шеш, будет тебе! Далеко ли до стана?

– Нет, – буркнул он. – Еще поворот – и там.

Но дорогу мой конь и без него чуял – хорошо утоптанная тропа шла вниз, изгибаясь вдоль обрыва, а оттуда через лес уже видны были серые дымы и дома с крышами, крытыми белой березовой корой.

– А ты правда к Бара-Атою пойдешь? – спросил мальчик. – И не страшно?

– Разве он страшный? Или злой?

– Те! Нет, он добрый, я его голос однажды слышал.

– А что же тогда с ним?

– Его духи к себе взяли.

– Куда?

– В гору, – сказал Атиш, сделал голос тише и придвинулся к самому моему уху. – Он на разведку ходил, но гора огнем рыгнула, и духи его забрали, не выпускали три дня. А как выпустили, он наполовину стал жить в их мире, ему свет теперь не нужен, он в шахты без огня ходит и руды находит по нюху.

– Да что это значит? – меня охватила тревога. – Объясни!

– Э-э, – протянул мальчик, – что говорить с тобой, если не понимаешь. Это когда рудокопы в гору ходят, где руды лежат, ищут. Что же тут непонятного?

– Да, понятно. А что с ним стало?

– Те! И правду у нас говорят, что в кочевых станах ветер ум выдувает! Ничего я тебе не скажу, раз ты такая глупая.

И тут же принялся рассказывать, дополняя слухами и детскими страхами, как духи отпустили дядю и как он теперь чаще в горе сидит, руды вынюхивает, чем бывает с людьми. Чем больше он говорил, тем сильнее брало меня сомнение: может, не тревожить дядю, ведь с оружием любой кузнец поможет? Но и любопытно было уже увидеть его.

Мы спустились в стан, и Атиш стал показывать, куда поворачивать. Здесь дома больше походили на наши, в несколько углов и с покатой крышей.