Эти молодые люди представляли собою пример того, как искажается традиция; это изменение происходит порой стремительно, но невидимо для тех, кто больше всего печется о сохранении устоев. И, поднимая флаг своих отцов, они отправляются на борьбу за то, что было более всего ненавистно их предкам.

Те, что встретились нам, были похожи на группу праздношатающейся молодежи, не знающей, к чему применить свои силы, и никогда всерьез не задумывающейся над этим; им кажется, что весь мир принадлежит им, а мир не спорит с этим, не замечая их в их ничтожности.

И все же чувствовалось в шестерых незнакомцах нечто, что объединяло их – сильнее, чем жажда пустых развлечений молодости. С первого взгляда бросалось в глаза, что нет среди них ни одной девушки, неизменных спутниц юношеского веселья.

Все это наводило на мысль о кадетском училище или полувоенной организации, членами которой являются молодые люди; один из них, без сомнения, был лидером, и власть его распространялась гораздо дальше, чем простой авторитет уличного заводилы.

– Вот яркий пример того, о чем я рассказывал, – негромко произнес я. – Представь, что насильником был один из них. Во-первых, мысль о порошке вряд ли пришла бы в их дубинные головы; а если и так, они не смогли бы использовать его столь эффективно. Но самое главное – они начали бы избивать жертву еще до того, как раздели.

Я замолчал, поскольку мы оказались уже достаточно близко от незнакомцев; было видно, что я и Франсуаз привлекли их внимание едва ли не больше, чем они наше.

Один из парней, шедший сбоку от вожака, произнес, почти не стараясь понижать голос:

– Смотри, Виже, она же из этих!

Что бы ни скрывалось за его словами, остальные, без сомнения, были с ним согласны и заметили это одновременно с ним.

Лицо Франсуаз стало полностью закрытым и мрачным, каким оно всегда становится, когда девушке предстоит познакомиться с новым представителем человеческого рода.

Одного взгляда красавицы оказалось достаточно. Слова парня-говоруна смялись, словно листок бумаги, и вернулись ему в глотку. Он старательно прожевал их и проглотил, хотя, судя по его лицу, они оказались невкусными.

Темнокамзолыцики притихли.

Всякий человек принадлежит сразу к нескольким социальным группам, поэтому к любому могут быть отнесены слова «Он из этих», ибо каждая социальная группа вызывает у кого-нибудь антипатию.

Оставалось лишь выяснить, какая из них оказалась не по душе молодым людям в темных камзолах.

Франсуаз – демон, а инфернальные существа не вызывают приязни у всех подряд. Однако внешне красавица ничем не отличается от дочери Света; единственной признак, который выдает в ней суккубу, – это глаза, которые в минуту гнева загораются яркими всполохами алого пламени.

Следовательно, не дьявольская сущность моей спутницы вызвала волнение среди молодых людей. Черный полудоспех из кожи дракона и длинный двуручный меч за плечами красавицы, бесспорно, мало подходили к патриархальным улицам Бармута и нависшей над ними тени кафедрального собора.

Но в обитаемых мирах существуют тысячи рас и тысячи тысяч способов одеваться; на их фоне облачение демонессы не могло показаться чем-то эпатажным.

Франсуаз остановилась, шестеро приятелей обступили своего предводителя.

Они могли делать вид, что, стоя за его спиной, выражают тем самым готовность следовать за своим вожаком. На самом деле они прятались. Тот, кого назвали Виже, подбоченился и старался стать выше ростом; ему это и не требовалось – будь он чуть половчее, его приняли бы в любую баскетбольную команду.

– Что-то не так, мальчики? – спросила Франсуаз. Эти слова прозвучали как самое хлесткое оскорбление их мужского достоинства. Ни одни обидные слова не смогли бы унизить темнокамзолыциков так, как тон девушки.

Кровь прилила к лицу Виже, словно где-то в его ногах заработала помпа. Он набрал полную грудь воздуха и произнес:

– Да, парни. Она из безбереточниц. Франсуаз приподняла одну бровь.

Слово «безбереточница» также могло означать что угодно: от жительницы какого-нибудь квартала, названного, к примеру, именем Флоримона Безберетного, до поклонницы местной крикетной команды.

Однако тон, каким было произнесено это слово, не оставлял сомнений – если даже и так, то темнокамзолыцики не любят крикета.

Поговорка гласит, что первое впечатление всегда самое верное. Первого взгляда на Франсуаз было для Виже и его товарищей достаточно, чтобы понять – им лучше пройти вверх по бульвару, любуясь старинной архитектурой.

Значительное число роковых ошибок совершается оттого, что люди переосмысливают первое впечатление.

Парней было шестеро; каждый из них уделял так много внимания и времени своей мускулатуре, что на интеллектуальное развитие сил у них почти не оставалось. К тому же они были мужчинами, что, согласно ошибочному мнению, наделяло их дополнительной силой.

Я никогда не мог понять, отчего люди пытаются найти дополнительные достоинства в своем положении, считают, что старость наделяет их мудростью, ответственный пост делает непогрешимым, а принадлежность к определенному полу наделяет необычными способностями.

По всей видимости, корни этой иллюзии в том, что каждый человек смотрит на себя сквозь увеличительное стекло самомнения и ему кажутся подходящими любые доводы, которые могут оправдать его самооценку.

После первоначального замешательства задор и самоуверенность вновь вернулись к темнокамзолыцикам.

– Вы уже потеряли всякий стыд! – воскликнул Виже. – Ходите без беретов по нижнему городу. Или, по-вашему, закон магистрата ничего не значит?

Прежде чем он произнес эти слова, его взгляд метнулся назад, к стоящим товарищам; лидер отряда ощутил, что прогнулся перед незнакомкой, и тем необходимее ему теперь было восстановить свой авторитет.

– Шлюха! – выкрикнул тот, кто первым подал голос.

– Не называй ее шлюхой, – возразил Виже. – Она просто наслушалась речей травницы Саути. Вот кто настоящая шлюха!

Франсуаз не произносила ни слова, но взгляд ее серых глаз упирался в грудь Виже столь же миролюбиво, как если бы то было лезвие клинка.

Френки способна вывести из себя святого апостола, довести же до буйства кучку городских юнцов для нее проще, чем сломать кому-нибудь шею. Обычно моя партнерша никогда не разжигает ссору, но в Бармуте произошло шесть зверских убийств и изнасилований, и не существовало более верного способа положить им конец чем заставить горожан показать свои истинные лица.

Видя, что их вожак вновь восстанавливает свое положение, темнокамзольщики одобрительно загудели. Виже обретал свою обычную важность и покровительственный тон.

– Вот что, барышня, – произнес он, обращаясь к Франсуаз, – забудь то, что тебе наговорила Саути. Женщина должна ходить по Бармуту, покрыв голову беретом. Таковы древние законы магистрата.