Мерик со всей серьезностью взял на себя обязанности принца и адмирала. Сафи не нужна ее магия, чтобы знать об этом.

Внезапно ее охватил страх. Она не хотела, чтобы Мерик пострадал от афер ее дяди. Насколько она знала, они оба были просто марионетками в дядиных руках. Оба были просто картами таро, которыми играли против их воли.

Теперь она смотрела на Мерика как на союзника. По крайней мере, пока.

Королева и король Посохов, подумалось Сафи… Потом более жестко: или, возможно, мы вообще без масти, просто дураки.

Мерик поправил воротник и посмотрел на дверь.

– Еда скоро будет, донья, так что приведите себя в порядок. И ради всех нас, пожалуйста, хорошенько ототрите грязь.

Он слегка улыбнулся, и она снова улыбнулась ему в ответ.

Затем он быстро вышел из каюты, Сафи смотрела вслед… Сердце не успело сделать и одного удара, как она уже подбежала к договору и развернула его.

Знакомым почерком там было написано именно то, о чем Мерик уже рассказал.

Заколдованное соглашение между Эроном фон Хасстрелем и Мериком Нихаром из Нубревены. Мерик Нихар обеспечит перевозку Сафии фон Хасстрель из города Веньяза, империя Далмотти, в Лейну, Нубревена.

При условии безопасной доставки пассажира к седьмому пирсу в Лейне начнутся переговоры о торговом соглашении.

Все условия второй страницы договора будут аннулированы в случае, если Мерику Нихару не удастся доставить пассажира в Лейну, а также если прольется хоть капля крови пассажира или же в случае его смерти.

Сафи открыла вторую страницу, заполненную выражениями, вроде «импорт» и «рыночная стоимость». Она потерла страницы между пальцами. Они были легкими и тонкими.

Магия Слов. А так как почерк явно принадлежал Мустефу, Сафи знала, чья это магия.

Это был документ того же типа, что Соглашение о двадцатилетнем перемирии. После того как сделка будет совершена, Мерик и дядя Эрон могут изменить язык договора и общаться на большом расстоянии.

Такой документ потребовал огромного количества магии и мастерства и стал еще одним примером того, какую огромную силу Мустеф скрывал от Сафи.

Ноги Сафи подкосились. Она прислонилась к столу, желая, чтобы Ноэль оказалась рядом с ней. Ей необходима была сестра, чтобы разобраться, зачем это все было сделано.

И ей нужна была Ноэль, чтобы понять, что она должна делать дальше.

Сафи пролистала документ до конца. Он был написан на обычном языке – до последней страницы, точь-в-точь, как и Соглашение о двадцатилетнем перемирии.

Если все стороны согласны, они должны поставить подписи ниже. Если любая из сторон не согласна с вышеперечисленными условиями, его или ее имя исчезнет из этого документа.

Раздался стук в дверь.

Сафи подпрыгнула. Затем крикнула: «Минуточку», и сложила страницы документа вместе.

– Я принес вам еду, – глухо ответил голос. – Остатки еды с бала.

Куллен. Она бросила контракт на стол и отошла в глубь комнаты. Обмакнув тряпку в воду, она отозвалась: «Войдите!»

Лицо Сафи стало жестким. Она будет сотрудничать со своими новыми союзниками, но при малейших признаках неприятностей – при любом намеке, что Куллен может снова лишить ее воздуха, – Сафи будет бороться. У нее под рукой были мечи и контракт, в котором указано, что ни одна капля ее крови не должна пролиться.

Мерик ходил по верхней палубе «Яны», хмуро посматривая на солнце. Отправить Сафию фон Хасстрель в Лейну может оказаться намного труднее, чем он планировал. Она вела себя так же, как в битве и танце – толкая людей к обрыву, проверяла их возможности.

Ему только мешало, что ноги Сафии были выставлены напоказ. Они были бледнее, чем ее руки или лицо. Эта бледность нервировала Мерика. Отрицать факт, что он видел ту часть тела, которая предназначена только для глаз любовника, было глупо.

Мерик громко вздохнул. Думать о Сафии фон Хасстрель таким образом было безрассудно. Всякий раз, когда он думал о ней – или находился рядом с ней, – в груди все воспламенялось. Очень быстро и очень сильно.

Сначала он списывал это на плотское желание – просто и ясно. На протяжении многих лет он побывал с большим количеством женщин и прекрасно понимал, что значит это ощущение внизу живота, и в этом не было никаких сомнений – ведь Сафия была очень привлекательной. Она походила на неукротимую силу природы или на грозовые тучи на бушующем горизонте.

Но Мерику не нравилась необузданность. Он не любил бурное море. Он любил порядок и контроль – и идеально заправленные рубашки. Он любил спокойные волны, чистое небо и уверенность в том, что ярость удалось спрятать где-то глубоко.

Поэтому, если между ним и доньей действительно существовало взаимное влечение, ему придется упорно его игнорировать. Независимо от того, насколько заманчиво было бы поближе узнать Сафи. Независимо от того, насколько легко он мог ее рассмешить или вызвать улыбку. И независимо от того, насколько сильно его отвлекали ее голые ноги. Мерик все никак не мог укротить это звериное чувство в своем животе.

С тех пор как в столовой дожей надломилась его выдержка, по венам словно постоянно гулял ток. Он заставлял его дыхание надрываться, постоянно вызывал желание вызвать сильный, злой ветер. Это был такой же дикий гнев, который он легко выпускал на волю, когда был ребенком, – что и привело к сдаче Магического экзамена в слишком юном возрасте.

Он не мог допустить, чтобы это чувство овладело им снова.

Верные Мерику моряки – еще с его первого корабля – прекратили драить палубу и отсалютовали. Это вернуло Мерика к действительности, и он коротко кивнул, прежде чем его взгляд скользнул к рулевому, ведуну Прилива. Как и большей части экипажа короля Серафина, этому человеку не слишком нравился Мерик. Но, по крайней мере, он умело направлял «Яну».

До этого момента.

Мерик рассеянно поправил рубашку и тщательно пробежался взглядом от мачты до мачты, по такелажу, над парусами. Казалось, все в порядке, и поэтому он отправился к лестнице, ведущей в трюм. Несколько отцовских матросов косо на него посмотрели, а один пробормотал: «Эта поганая матци на борту».

По спине Мерика пробежал холодок. Ему нужно убедиться, что все заняты делом, и предупредить донью. Она попросила его об этом, и хотя это его оскорбило, но также и произвело сильное впечатление.

Сафия была преданной и свирепой – и это было то, что Мерик мог понять.

– Пошевеливайтесь! – рявкнул Мерик, ускоряя шаг. Мужчины вяло отсалютовали в ответ, но Мерик был уже в тени лестницы. Его неистовой ярости придется подождать.

Мерик прыгнул в главный трюм, приземлился… и встревоженно сказал:

– Тетя. Я имею в виду… Монахиня Иврена. – Медленно, несколько раз моргнув, он наконец-то сфокусировал взгляд на ее серебряных волосах.