Первое октября тоже не предвещало неожиданностей — но в этот день Константин, запрыгнув в машину, вместо разговоров о предстоящей конференции и своем докладе на ней вдруг стукнул Варнака кулаком в плечо и громко сообщил, буквально светясь изнутри:

— Рома, я жду ребенка!

— Что, задержка? — покосился на него Еремей.

— Дурак ты! — радостно похвалил его Костя. — Айнар сказала, что в положении. Вот прямо сейчас, когда провожала.

— Ты все еще с ней?

— Да ты не представляешь, что это за девушка! Месяцы, как один день, пролетают! Она такая… — Он запнулся, подыскивая слова, но так и не нашел. — Мне просто невероятно повезло, что я тогда с тобой на Ловать отправился. Сейчас страшно подумать, что мог ее не встретить, мог в лаборатории сычом под кондиционером свое счастье пересидеть.

— Да я вижу, вижу, — ухмыльнулся Варнак. — Животик окреп, щечки порозовели… Знаешь, как женатого мужика от холостого отличить можно? По хомячковости. Холостой — он как суриката: тощий, дерганый и глазками постоянно по сторонам стреляет. А женатый — он спокойный, усидчивый, с наетыми щеками. Сразу видно: кормят, холят, лелеют. Вот у тебя ныне хомячковость высшего уровня в повадках проглядывает.

— Надо в тренажерную группу записаться. Хотя бы на пару часов в день.

— Понятно, хомячок. Снижение рациона в планах далее не рассматривается.

Константин в ответ только довольно хохотнул.

На обратной дороге они завернули в магазин, где Белокотов приобрел для подруги огромный букет белых лилий…

С ними он и ворвался в квартиру Варнака почти сразу после возвращения.

— Ерема, Айнар исчезла!

— Как исчезла?

— Захожу домой — а ее нет! Вообще!

— Дверь сломана?

— Ничего с дверью не случилось. Айнар пропала!

— А вещи?

— Ерема, ты меня не слышишь! Она пропала. Ее нет. Остальное на месте. Все! Серьги, платья, телефон, туфли, цепочка — все, что подарил, на месте! А ее — нет.

— Остынь, Костя, чего ты панику наводишь? — развел руками Варнак. — Мы пять минут как приехали. Может, она за мороженым в магазин вышла. Чего ты распсиховался на пустом месте?

— Не было такого ни разу, чтобы она меня с работы не встретила, — взмахнул букетом Константин.

— Когда-то такое случается в первый раз.

— Она не предупредила!

— В очереди в магазине задержалась, на кассе. Может такое быть?

— Ты прямо как менты! Пока через три дня тело не всплывет, в розыск не объявят, заявление не примут.

— Надеюсь, ты хоть в полицию еще не звонил? Хотя, о чем это я? Они бы тебе еще веселее меня ответили.

— Карточка! — встрепенулся Белокотов. — Если в магазине — должна была кредитку взять.

Он развернулся и убежал. Через минуту зазвонил телефон:

— Карточка тоже на столе…

— Сейчас спущусь, — ответил Варнак и влез в кроссовки. А то ведь как бы на улицу по следу беглянки выходить не пришлось.

Квартира криофизика, недавно переехавшего из Питера в Москву, имела то замечательное преимущество, что в ней не успело накопиться завалов из всякого старья, переходившего из поколения в поколение. Она казалась светлой и просторной, все вещи в ней отвечали вкусам и интересам хозяина, здесь стояло лишь то, что он счел для себя важным и необходимым. Стол, полки, горка у стены, подставка под телевизор с диагональю в полметра — из толстого стекла. Компьютер — миниблок — подключался прямо к телевизору, намекая на свои безразмерные возможности. Широкий раскладной диван — тоже светлый, с никелированными подлокотниками.

Несмотря на очевидную техногенность дизайна, здесь царил уют. Может быть, благодаря изящному чайному набору, занавескам, вазам и безделушкам. Они не бросались в глаза, поскольку были вписаны в общую обстановку: безделушки и чашки стеклянные, занавески — серые с серебряной нитью. Но они были, и создавали ощущение жилого помещения, а не лабораторного угла.

Из всего этого рассадника прогресса маленькая и низкая, словно тайная, дверца вела в спальню — с резными комодом, широкой постелью, обоями под гобелен и парчовыми занавесями. Но в альков Варнак соваться пока не стал.

Влажный растительный запах Еремея не удивил. Привык, что от Константина в последние месяцы несло очень похоже. Варнак быстро обошел прихожую и гостиную, наскоро осматриваясь, заглянул на кухню, сунулся в мусорное ведро под раковину, приоткрыл холодильник.

Кровью, потом, дымом и пеплом не пахло нигде, замаскированных следов борьбы в виде сдвинутых и поправленных столов, обрывков ткани или бумаги, улетевших в сторону от глаз, разворошенных вещей он тоже не заметил.

— Значит, так, — подвел Варнак итог. — Ее никто не похищал, она ничего не пугалась, она не пыталась замести следы, она не сжигала никаких документов и не вскрывала никаких своих тайников. Посмотри, все ли у тебя ценности на месте?

— Она не могла ничего украсть, Ерема! Она даже копеечную заколку, что я ей на второй день для волос дал, и ту оставила.

— Моя профессия заставляет думать о людях всякие гадости. Проверь, Костя, проверь. Вспоминай, что у тебя дома было ценного?

— Я работаю с секретными документами, — устало ответил Белокотов. — У меня дома сейф. Все ценное лежит там.

— Ну, так проверь! — уже в который раз попросил Ерема.

Константин ушел в спальню и вернулся еще более понурым, чем прежде:

— Все на месте. Деньги, документы, проектные записки, сметы, Танино золото — все там. — Он уселся к столу, понурил голову, зажав ее между ладонями и вогнав пальцы в волосы. — Это я виноват. Она сказала, что ждет ребенка, а я ничего не ответил. Я должен был сказать, что рад. Что очень его хочу. А я промолчал. Вот она и ушла. Она не взяла ничего. Далее самого маленького моего подарка. Помнишь сарафан из Холма? Это единственное, чего не хватает. Она ушла.

— Не дрейфь, найдем, — причмокнул Еремей. — К сожалению, имею опыт.

— Найдешь? — встрепенулся Костя.

— Правда, не знаю, насколько твои подарки будут считаться ее вещами, но попробовать можно… Слушай, а чисто ее вещей у тебя не осталось? А еще лучше — так это волос, ногтей, чего-нибудь такого?

— Волос? Наверное, на ее расческе должны… — У него зазвонил телефон, Белокотов выдернул трубку, мельком глянул, поднес к уху: — Степан Иммануилович, извините, я вам потом перезвоню.

Но не успел он убрать аппарат обратно, как тот задребезжал снова. Белокотов вздохнул, но ответил вежливо:

— Степан Иммануилович, я не могу сейчас с вами говорить.

Он отключился, ненадолго о чем-то задумавшись — а трубка снова дала о себе знать.

— Степан Иммануилович, у меня сейчас… А откуда вы знаете, что у меня за вопросы?.. Нет, не объявлял… Дома… Хорошо, я вас жду…