В доме было темно. Кэти, лежащая без всякой одежды на диване в объятиях Маркхэма, начинала забываться сном, но тут ее разбудил звонок во входную дверь. Приложив палец к губам, Сэм взял пистолет и бесшумно прокрался в прихожую. В дверь позвонили снова, но еще до того, как сотрудник ФБР выглянул в глазок, свет, пробивающийся сквозь шторы, сообщил Кэти, кто находится на крыльце ее дома.

«Прожектора, — подумала она, прикрываясь одеялом. — Еще одна съемочная группа. Что им нужно на этот раз?»

— Журналисты, — прошептал Маркхэм, показывая знаком, чтобы Кэти оставалась на месте.

Он стоял в арке, ведущей в прихожую, спиной к ней, держа в руке пистолет, словно раздумывая, применить ли его. Хильди улыбнулась. Ей очень хотелось, чтобы он это сделал. Несмотря на вмешательство, на внезапно накатившую тоску по тому спокойствию, которое было у Поулков, Кэти ощутила прилив желания при виде мускулистого тела Маркхэма, спины, широких плеч, упругих ягодиц, которые в молочно-белом сиянии показались ей высеченными из мрамора.

Прожектор погас, и Сэм снова исчез в прихожей. Кэти услышала, как завелся двигатель, и машина стремительно рванула с места. Через мгновение сотрудник ФБР вернулся с одеждой.

Он положил сумочку Кэти и кипу почты на одну из картонных коробок, которыми был заставлен коридор, и сказал:

— Они уехали. Ума не приложу, что им было нужно от тебя именно сейчас.

— Быть может, они хотели узнать, каков ты в постели.

Маркхэм смущенно рассмеялся. Они оделись в темноте, не разговаривая, стесняясь друг друга, но с молчаливым убеждением в том, что долгожданная любовь только началась, а потом сидели за столом на кухне, неспешно попивая чай в теплых отсветах плиты. Маркхэм держал Кэти за руку, но разговаривали они только время от времени. Изложение забавных случаев из жизни разделялось долгими промежутками молчания. Оба не знали, о чем говорить, но просто чувствовали себя уютно в присутствии друг друга.

— Наверное, мне уже пора, — заметил Маркхэм, увидев, что часы над плитой показывают девять вечера. — Завтра весь день буду в Бостоне, расскажу о своих находках Берреллу, Салливан и начальству в Квантико.

— В субботу?

— Такая у меня работа.

— Если хочешь, можешь переночевать здесь, — предложила Кэти.

Эти слова, вырвавшиеся у нее, казалось, были произнесены на иностранном языке. Впервые за двенадцать лет она приглашала мужчину провести ночь у нее дома.

— Что по этому поводу говорят правила этикета? Ты должен меня простить, Сэм. Обычно я так не поступаю.

— Как и я, — признался Маркхэм и тут же сделал нечто неожиданное. Сотрудник ФБР взял руки Кэти, поцеловал их и сказал: — Извини за то, что было раньше. Да, я отгораживался от тебя. Знаю, ты это понимала, все чувствовала, а я вел себя несправедливо, притворялся, заставлял тебя страдать, мучиться. На самом деле я не такой, Кэти. Я не веду игры. Просто… В общем, мне пришлось очень нелегко. Все это было как гром среди ясного неба. Я как-нибудь тебе расскажу, но знай, что, несмотря на обстоятельства нашего знакомства, все это настоящее — ты и я. Кэти, ты знаешь, что мои чувства к тебе очень серьезные. Что бы ни произошло, как бы глупо я себя ни вел, просто прояви терпение, хорошо?

Сердце Кэти пропустило один удар, а затем она поцеловала Маркхэма, долго и страстно.

Когда они наконец оторвались друг от друга, он улыбнулся и заявил:

— Я мог бы заниматься этим всю ночь напролет, но на твоем месте позвонил бы тете Джанет. Уже поздно, и она наверняка тревожится за тебя.

— Проклятье! — воскликнула Кэти, лихорадочно оглядывая кухню. — Я начисто о ней забыла. Джан не знает, что я остаюсь ночевать здесь. Моя сумочка!.. Куда я ее положила?

— Успокойся. Я отнес эту вещицу в гостиную. Она на первой коробке справа.

Кэти молниеносно скрылась в темном коридоре и вернулась, уже держа сотовый телефон у уха. Она бросила сумочку и кипу почты на стол.

— Пять пропущенных звонков от Джанет. Два сообщения в ящике речевой почты. Да, представляю себе, как она волнуется.

Допив чай, Маркхэм поставил чашку на стол и сразу же обратил внимание на странный пакет, торчащий из рекламного проспекта садового инвентаря.

— Привет, Джан, это я, — сказала у него за спиной Кэти, возвращаясь в коридор.

Внимание сотрудника ФБР привлекло не обилие марок на конверте, а почерк, знакомый, цветистый и аккуратный, которым было выведено: «Провиденс, штат Род-Айленд, 02912».

— Знаю, знаю, Джан. Извини. Я у себя дома. Заработалась допоздна и…

Сняв резинку, Маркхэм вытащил конверт из плотной бумаги из кипы почты.

— Что? — послышалось из коридора восклицание Кэти.

Встав из-за стола, Сэм изучил почерк в свете пламени плиты: «Лично доктору Хильдебрант».

— Когда она в последний раз разговаривала с ним?

Маркхэм достал из внутреннего кармана конверт, который ему дал преподобный Бонетти, и поднес его к посылке, завернутой в плотную коричневую бумагу. Почерк был идентичный.

— Хорошо-хорошо, — сказала Кэти, возвращаясь на кухню. — Не беспокойся, Джан, у меня все нормально. Да, я сейчас же позвоню в полицию. Хорошо. Обязательно дам тебе знать. Я тебя тоже люблю. — Кэти закрыла телефон. — Это Стив, Сэм. Мой бывший муж. Джанет сказала, что полиция хочет со мной поговорить…

Выражение лица Маркхэма сказало ей все, остановило ее на месте подобно пощечине. Сотрудник ФБР протянул завернутый в коричневую бумагу пакет. В другой его руке Хильди увидела письмо, полученное от преподобного Роберта Бонетти. Привлекательная профессор искусствоведения сразу же поняла, что с ее бывшим мужем случилось что-то очень-очень плохое.

Сердце Кэти бешено колотилось. Звук выдвигающегося лотка проигрывателя видеодисков показался ей раскатом грома, а логотип «Сони», появившийся на экране телевизора, озарил погруженную в полумрак гостиную голубой вспышкой надвигающейся грозы. Маркхэм вскрыл пакет из плотной бумаги на кухне, разрезав скотч ножом, и осторожно достал завернутое в пузырчатый полиэтилен содержимое, используя бумажное полотенце. Коробка, как и сам видеодиск, оказалась жутковато чистой — ни надписей, ни каких-либо иных отметок. От них по-прежнему исходил запах свежей пластмассы. Вставив диск в проигрыватель, Маркхэм сел на диван рядом с Кэти.

Экран покрылся рябью, на мгновение погас, а затем начался обратный отсчет — четыре секунды, зернистое черно-белое изображение в духе старых кинопленок.

Снова черный экран, вкрадчивый шепот в темноте:

«Выйди из камня…»

У Кэти в груди все оборвалось, когда она увидела на экране лицо Стива. Лоб был стянут ремнем, две плотные кожаные подушечки под ушами удерживали голову неподвижно. Часто моргая, Роджерс обливался потом.