Много. Очень много на свете вопросов. И многим и многим хочется дойти до самой сути, не напрягаясь...

Переходя наконец к главе следующей, простой и понятной, как белый лист самого востребованного в офисах формата – А4, автор, посреди всего прочего добра, щедро желаемого реальным и выдуманным персонажам, желает вам – да-да! Именно вам и, конечно же, Саше Сорокиной! – обрести своё лицо, а не рассыпаться солью по неисчислимому множеству чужих вероятностей.

Отряхнув прах метаморфизма, символизма и всех семи слоёв ауры главы предыдущей, с радостью возвращаюсь на близкую и понятную мне землю, где стул называют стулом, стол – столом, монитор – монитором, а благодать – благодатью, а не хонтингом. Вы не знаете, что такое хонтинг? Ай-яй-яй! Дабы уберечь вас от ловцов душ ваших кредиток, так и быть, поясню:

ХОНТИНГ – термин, введённый парапсихологами. Означает привязанность некоторых призраков к определённой географической точке. Как правило, хонтинг наблюдается в местах, где когда-то проходили массовые сражения, сопровождавшиеся большими человеческими потерями.

И если вы житель нашего города, то, купив квиток стоимостью в какие-то сто семьдесят рублей и сев на электричку, отходящую с Белорусского вокзала в сторону деревни Бородино, вы можете прохонтинговать по одному из самых «сакральных мест планеты» и испытать благодать. Обычную такую русскоязычную благодать. Я настаиваю!

Впрочем, состояние благодати можно испытывать вне всяких привязок к пространству, времени, а скажем, после сильного претерпевания, хотя кто знает, что имели в виду философы, зачисляя это «претерпевание» в ряды философских категорий. Как по мне, претерпевание — это, например, продлённое во времени и пространстве состояние тяжёлых трудовых суток, за которыми следуют ещё одни трудовые сутки. И после всего этого сидишь в ординаторской, вместо того чтобы пойти домой, или, например, заваливаешься спать прямо в собственном кабинете, благо после Петра Валентиновича там осталась койка. И благодать, за основной раскадровкой нашего повествования испытываемая, как вы уже догадались, Софьей Константиновной, куда как круче холотропных и ЛСД-галлюцинаций, потому что круги света, воспринимаемые глазами с залёгшими вокруг век от усталости эллипсами теней, – возносят её на вершину мира. На вершине мира у Софьи Константиновны – душевая кабинка, чашка кофе и глубокий, желательно не менее чем шестичасовой сон, да хоть прямо в той же кабинке. Так иногда просты действительно высокие вершины мира.

Помимо обходов, смотровых, манипуляционных, родзальных и операционных дел, во временно вверенном ей отделении случилось очередное чрезвычайное происшествие – и опять-двадцать пять – в сортире. Хоть «Сагу о Сортирах» пиши. Интерн Виталик под чутким руководством Софьи Константиновны и сдержанные, но высокомерные ремарки дежурной акушерки выполнил «заливку». Это такая манипуляция, выполняемая с целью... Нет! Я же обещала простую и ясную, как чистый лист белой бумаги, главу, а сама помянула уже и хонтинги с благодатями, и сортиры с Виталиками, и заливки с их целями. Всё! Перехожу к некоторым особенностям реализации бизнес-планов, а к Софье Константиновне со всеми пространственно-временными перипетиями её личного претерпевания мы заглянем в следующей главе.

Лариса Александровна Пичугина. Главный менеджер по продаже медицинского оборудования фирмы... Скажем, одной всемирно известной фирмы, торгующей дорогостоящими, интеллектуально ёмкими операционными микроскопами, электронными микроскопами, микроскопами самыми обыкновенными, оперативной техникой, высокотехнологичными лазерами и вообще всем тем, что имеет отношение к медицинской оптике и офтальмологической практике – от самых обыкновенных очков до такого рода оборудования, наименование которого почтенной обывательской публике ни скажет ровным счётом ничего. Главный менеджер, увы, не головного офиса, но немаленького филиала фирмы в нашем отечестве. Успешный главный менеджер, с частыми командировками в Германию, Францию, Австрию и т.д.

В офисном мире отчества, как правило, не приняты, особенно при выраженной компоненте международности, но Лариса настояла, чтобы даже на «иноземной» стороне её визиток было написано не Larisa A. Pichugina, а именно Larisa Alexanrovna Pichugina. Хотя представители головного офиса и дочерних европейских компаний всё равно называли её Larisa. Она нисколько не сердилась. Отчество было просто-напросто данью тому, что Пичугина закончила медицинский институт и некоторое время работала врачом-офтальмологом. И даже когда из-за хронического безденежья, преследующего любого молодого врача, ушла в фирму, где совершенно неожиданно и очень удачно для неё открылась вакансия, требовавшая соответствующего профильного образования, а не обычного пакета «навыков» ретивого коммивояжёра, Лариса ещё некоторое время брала дежурства, но потом вынуждена была уволиться. Когда и фирма, и главный врач больницы поставили вопрос «или-или», Пичугина долго не раздумывала. Конечно, фирма! На одно «белое» жалованье, получаемое там, можно было снимать относительно приличную (по отношению к прежней) квартиру, и ещё худо-бедно на еду и одежду оставалось, не говоря уже о бонусах с каждой проданной единицы товара. А именно «продажником», и «продажником» отменным, оказалась Лариса неожиданно для самой себя. И получив по итогам первого квартала кое-что по мелочи и за первый проданный операционный микроскоп... Нет, не могу озвучить, это был бы чистой воды садизм по отношению к простым добрым офтальмологам, в руки которых может нечаянно попасть моя книга. В общем, получив на хорошую дублёнку, уже два года будоражащую воображение Ларисы Александровны тончайшей выделкой кожи, норковыми воротником и манжетами, филигранными крючочками-петельками, да к тому же ещё и невесомую, Пичугина распрощалась с больничным «или» безо всяких сожалений. Она любила офтальмологию, собиралась стать действующим хирургом. На самом деле любила и на самом деле собиралась. В интернатуре, простёгивая стежками орган зрения свежеубиенного крупного рогатого скота (ещё и приобрести надо было на бойне за свои кровные три сольдо), она мечтала о карьере как минимум Филатова, но жизнь распорядилась иначе. Сделает ли она карьеру Филатова в специальности, «блатной» ничуть не меньше, чем акушерство и гинекология, бабушка надвое сказала. А фирма – вот она. Будучи фанатом офтальмологии, дублёнку таковую, а также множество прочих мелочей, так необходимых молодым женщинам, работая заштатным врачишкой в отделении, она приобретёт разве что с первой пенсии. И то добавив к ней всю жизнь откладываемое. Не так уж она и двинута на органах зрения, их болячках и поправках оных, чтобы не видеть очевидные преимущества. Лариса Александровна Пичугина была очень разумной молодой девицей. Торговцем же умелым и успешным она оказалась именно потому, что была умна, любила специальность и разбиралась в ней. Можно даже сказать, что всю свою любовь к офтальмологии она перенесла на эти самые так необходимые терапевтам, хирургам, лаборантам и пациентам высокоинтеллектуальные высокотехнологические прибамбасы. Она знала всю линейку своей фирмы досконально. До последнего винтика. Могла споро продемонстрировать в действии, не напрягая потенциального клиента словосочетаниями: «а где у вас тут розетка?» – или, не дай бог, «ну, тут сами разберётесь». Она была своей среди своих, даже став официально чужой. Везде, знаете ли, свои тонкости. Если вентиляционным оборудованием торгует просто Вася, не могущий ответить на мало-мальски простейший вопрос и всё время отправляющийся на консультацию к сервисному инженеру, чтобы потом «напеть Моцарта», – это раздражает. Лариса не раздражала потенциальных покупателей. Она всегда была спокойна, доброжелательна и могла целый день демонстрировать, и рассказывать, и показывать, отлично зная, что данная конкретная больница, или поликлиника, или кабинет данную конкретную продукцию не купит. Потому что просто денег не хватит. Потому что министерство выделило вот столько и ни рублём больше.