Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старушка тем временем отошла подальше, к другой оградке, вошла, ссутулившись. Присела у надгробия. Ярослава вздрогнула. Там кто-то еще из родных? Но кто?
Она подошла ближе. Крупными почерневшими буквами было высечено имя «Могиня». Бабушка. Но с другой датой смерти – сегодня. Сейчас!
– Да что же это! – закричала она. – Бабушка! Как же так? Этого же не может быть! – и безумным взором уставилась она на сгорбленную спину. – Кто ты?
Голос ее дрогнул. Глаза высохли.
Старушка посидела у могилки, тяжело поднялась, распрямилась.
Девочка заглянула ей в лицо и… отпрянула, медленно оседая по металлическим прутьям оградки. Ярко-синими невидящими глазами, не выражавшими ничего, кроме одиночества и обреченности, на Ярушку смотрела… она сама, Ярослава.
Тяжело дыша, смотрела она вслед самой себе, сгорбленной, несчастной, безрадостно бредущей в одиночестве.
Это видение, этот морок – он показал ей будущее, ее будущее. В сегодняшнем настоящем она осиротела.
Воздух вокруг потемнел и сжался, давя на грудь, забивая ноздри и глаза сухим сизым туманом.
* * *
– Стой! Держимся друг за друга, ни шагу прочь!
Енисея оглянулась.
И поняла, что осталась одна. Темные плиты нефритового зала, покрытые мраморным кружевом колонны, белоснежный трон.
Рядом с ним, распластавшись ниц, шептал заклинания отец. Жив! Снова с ней! Традиционные для таких случаев серебристые одежды тяжелыми волнами окружали его. Посох покоился тут же, у его ног.
– Батюшка! – тихо позвала она его.
Голос подхватило гулкое эхо, вознеся к вершине сводчатого потолка. Велимудр вздрогнул, обернулся.
– Енисея! Ты жива! – Отец бросился к дочери, обнимал ее, целовал. – Как хорошо, так отрадно на душе, радость моя! Я снова вижу твои глаза!
Торопливые шаги нарушили идиллию.
– Енисея!
Девушка удивленно обернулась на встревоженный и очень знакомый голос: из-за колонн выбежал Олеб.
– Прочь, навий дух! – Отец схватил посох, бросился юноше наперерез.
Юноша, словно обезумевший, выхватил меч и приготовился принять удар.
Енисея не сразу поняла, что происходит. Словно окаменевшая, смотрела она на отца и на любимого: как здесь, во дворце Маары, мог оказаться Олеб? Он же не знает, где она. Да и не мог он найти дороги сюда. Что вообще происходит?
– Остановитесь! – Девушка выхватила из ножен кинжалы и встала рядом с отцом.
Олеб остановился и побледнел. Занесенный для удара меч дрогнул и остановился, на губах появилась грустная улыбка.
– Енисея, здорова ли ты? – опешил он. – И ты ли это? Ты хочешь убить меня? Ведь это я, твой Олеб…
Велимудр не дал ему договорить.
– Нет, не верь ему! – задыхаясь, шептал он. – Это демон, это навий дух! Убей его, Енисея!
Енисея прищурилась и решительно выставила вперед кинжалы, направив узкие лезвия на юношу. Тот сделал шаг вперед, закричал отчаянно:
– Енисея!
– Не подходи…
– Убей его! – шептал Велимудр, бледнея и хватаясь за горло.
Олеб бросил меч к ногам Енисеи:
– Ты не ведаешь, что творишь, но я не стану причиной твоей погибели. Хочешь смерти моей – ты получишь ее.
Не опуская кинжалов, Енисея осторожно шагнула к нему, Велимудр – в противоположном направлении, стараясь обойти Олеба со спины. Юноша не сдвинулся с места, пристально наблюдая за передвижениями девушки.
– Енисея, не делай того, о чем потом станешь жалеть всю жизнь, – как можно спокойнее проговорил он. – Это я, твой суженый Олеб. Мы договорились о том у ручья близ Аркаима, после битвы с грифонами. – Енисея остановилась. – Ты сказала, что не хочешь ничего обо мне знать, так как без позволения батюшки твоего ни руку свою, ни сердце обещать не можешь. На что мы сговорились отправиться к нему. – Девушка замерла: Олеб говорил то, что знали только он и она, ни один призрак не мог бы повторить в точности то, что говорилось тогда между ними. – Батюшка твой принял меня гневной речью, назвав бесполезным дураком, но вмешалась ты, просила, чтобы он испытал меня…
– Говори еще. – Енисея опустила кинжалы и закусила губу от волнения.
– Он отправил меня на поиски шкуры Золотой Козы.
– Ты смог ее найти?!
Олеб медленно, продолжая внимательно следить за девушкой, вытащил из-за пазухи сверток.
Жуткий крик разорвал нависшую над ними тишину – это старик Велимудр, добравшись до брошенного Олебом меча, схватил его рукоять дрожащими руками и, с трудом подняв, направил на юношу. Собрав все свои силы, он замахнулся и бросился на него:
– Убью!
Енисея, забыв про свои кинжалы, бросилась к отцу.
Одно ее стремительное движение, тяжелый звон стали. Но что это?
Старик вдруг прижал к груди руки. Между пальцами, пульсируя, пробивалась кровь. Горячими струйками стекала по рукам, пропитывала серебристое одеяние волхва. Ранен? Убит? И кем?..
– Батюшка… Что? Кто? Неужели это я тебя убила… – От страшной догадки Енисея похолодела.
Она перевела взгляд на Олеба. Его бледное лицо со впавшими почерневшими глазницами уже ничего не выражало. Под сердцем – рукоять меча, а кровавое пятно быстро растекалось по груди. Тяжелый сверток безвольно упал из рук на нефритовый пол: золотая шелковистая шерсть роскошными волнами застыла на черных плитах. Олеб качнулся и рухнул Енисее под ноги.
Енисея словно оцепенела.
– Демоны, – успел прошептать отец, невидящим взором уставившись в потолок, медленно осел и упал недвижимо.
– Батюшка! – бросилась к нему девушка. Она все еще не понимала, что произошло, и главное – как. – Батюшка! Не уходи, не оставляй меня! – Она подхватила иссушенное годами тело волхва, приподняла голову. Заглянула в помертвевшее лицо. Горе крепким обручем перехватило грудь, не давая дышать. – Убила… Прости! Прости меня… Как так получилось? Не понимаю… Простите оба, это все я… Святые боги! Помогите!
Под высокие своды черного тронного зала холодный ветер еще долго уносил ее плач, не в силах помочь человеческому горю и тем более что-то исправить.
* * *
По снежной равнине шла, сердито размахивая руками, черноволосая девочка лет тринадцати, сурово перебиралась через ледяные торосы, обходила трещины и опасные на вид расселины.
– Вот же, волшебники-колдуны-маги-чародеи! – причитала она. – Дались мне ваши секреты и тайны «дружу – не дружу»! Черт-те куда затащили, мозг своей чепухой вынесли, и еще в довершение всего исчезли куда-то!
Она торопливо преодолевала торосы, то и дело падала в глубокие сугробы, проваливаясь в расселины по колено. С трудом поднималась и шла снова вперед. Плотный наст вокруг серебрился, отражая яркое и холодное арктическое солнце.
– Хоть бы людей найти, честное слово, – бурчала девочка. – Только нормальных! С одеждой, едой,