Затем читаю об эксперименте настолько ботанском, что нужно не забыть рассказать о нем потом Джейку. Композитор в 1950-е годы записал несколько песен, каждую на разных музыкальных инструментах. Затем, соединяя их, он отбросил «начало каждой ноты» – момент, когда молоточек ударяет по струне фортепьяно, первый вдох звука флейты, вибрирующий момент гитарной струны, – и произошло кое-что странное. Слушатели, не получившие первые ноты, не смогли разобраться, какой инструмент играет. Даже профессиональные музыканты, прослушавшие записи, дали неверные ответы.

Я откладываю книгу, с трудом веря, что знакомый звук гитарной ноты без своей начальной доли может стать неузнаваемым. Готова поставить деньги на то, что за годы прослушивания гитары Фредерика я научилась узнавать этот звук всегда и везде.

Фредерик звонит мне теперь каждое утро, но я не отвечаю. Не хочу ссориться с ним, но пока не готова простить и забыть.

Все равно каждое утро он оставляет голосовое сообщение. Он не упоминает Рождество и негодование Элис. Вместо этого рассказывает мне разные новости: что он попробовал пиццу с моей любимой начинкой – луком и оливками – и что у Генри новая девушка.

В этих сообщениях он рассказывает мне больше, чем обычно. Я внимательно слушаю каждое. Но мое огорченное сердце не позволяет перезванивать.

– И пусть дедуля Фрэнк сводит тебя в «Вудъярд Бар-Б-Екю» за обжаренными корочками, – сказал он в конце последнего сообщения, не упоминая, почему не может сводить меня сам. – Удивимся через пару недель, – говорит он всегда в конце.

Наши отношения словно эксперимент, в котором что-то пошло не так. Может, мы с моим отцом никогда не научимся как следует слышать друг друга, потому что столько раз в самом начале все обрывалось и ломалось.

Перед самым Новым годом я заполнила пять заявок в колледжи. Оплачиваю их подачу кредитной карточкой Фредерика. Раз мы до сих пор не разговариваем, это единственный способ сообщить ему, в какие колледжи я поступаю.

Клэйборнский колледж – первый в моем списке. И – нехотя – я указываю, что мой родитель учился там, вписывая его имя.

Фрэнк и Элис отвозят меня в аэропорт Канзаса. После долгих объятий я сажусь на самолет в Бостон.

И Джейк. Я так рада увидеть Джейка. Когда я наконец добираюсь до Хабернакера, понимаю, что вкус его поцелуев именно такой, какой я запомнила.

Еще когда Джейк был просто именем на электронной почте, он предупреждал меня, что зима в Нью-Гэмпшире – вовсе не шутки. Оказывается, он прав. Весь январь я дрожу от холода. Плитка на полу нашей ванной в общежитии такая ледяная, что обжигает ступни. Подушка на окне в нашей комнате пустует из-за сквозняка у старомодных окон.

– Вот так выглядят минус двадцать, – говорит Джейк однажды утром, когда мы все вместе выходим из столовой после завтрака.

Я тяжело вздыхаю.

– У меня в носу все замерзает.

– Тебе хотя бы не приходится ходить полтора километра до колледжа, – говорит он, заматывая вокруг шеи шарф и оставляя на виду лишь верхнюю половину лица. В этом семестре Джейк проходит два научных курса и курс по высшей математике в Клэйборнском колледже, потому что уже окончил все курсы в КПреп.

С такими успехами он не может не поступить весной в колледж. Но он ненавидит, когда я говорю это, потому что суеверный.

Я встаю на цыпочки, чтобы чмокнуть его в переносицу.

– Увидимся на английском?

Он кивает.

– Беги, пока не замерзла.

Я спешу на первый урок. Сидя на лекции музыкального факультета, я готова снять только перчатки. Старые радиаторы под окнами дребезжат от усердия, но в кабинете все равно жутко холодно.

Мой телефон вибрирует от сообщения, и я достаю его замерзшими пальцами. Отец написал.

«Привет, Рейчел. Выпьешь кофе с недоумком?»

«Недоумок» – отличное дополнение к коллекции, и мне интересно, как долго Фредерик придумывал это слово.

Мне довольно давно приходят эти занятные сообщения. Он уже использовал слова «безысходный» и «невзгода» на этой неделе.

Я не отвечаю ни на одно, хотя слово «нелепый» сейчас прямо просится.

Когда он сбежал в Калифорнию, я дала себе перерыв от всего, что связано с Фредериком. Однако теперь он вернулся в Клэйборн, и мне стыдно. Это Фредерик повел себя по-детски – он не мог вытерпеть нескольких дней с родителями без скандала.

Игнорировать его, пока он был за тысячи километров, – одно. Но если я не отвечу после того, как он преодолел такое расстояние, чтобы быть рядом со мной, то поведу себя как малолетнее чудовище, разве нет? Все равно что захлопнуть дверь в свою комнату и надуть губы.

Уже прошел целый месяц с тех пор, как мы разговаривали последний раз. Он перестал оставлять многословные голосовые сообщения около двух недель назад. Но по крайней мере раз в день его имя появляется во «входящих вызовах». И его сообщения начинают заставлять меня задуматься о том, чтобы поменять решение.

Еще хуже то, что, игнорируя его, я чувствую себя жутко неуверенной. Как долго он не сдастся и будет звонить?

Профессор начинает лекцию с того, что рассказывает о ключевых знаках.

– Итак, «случайный знак альтерации» – это знак в нотной строчке, который отличается от ключевых. Однако в таких знаках нет ничего случайного, несмотря на их название. Использование альтерации придает музыке яркость и глубину, позволяя композитору расширить гамму цветов на палитре.

Скидывая пальто, я начинаю записывать. Слава богу, есть школа и все, на что можно отвлечься.

* * *

В следующий четверг, ожидая звонка от Джейка, когда вибрирует телефон, я отвечаю, не взглянув на экран.

– Алло?

– Привет, Рейчел. – Голос Фредерика хриплый и теплый.

Я закрываю глаза.

В ответ на мое молчание он спрашивает:

– Моя пропавшая без вести дочь здесь?

Серьезно?

– Фредерик, притворюсь, что не слышала этого.

Он фыркает.

– Это черный юмор. Я в городе. – Он говорит так, будто я еще не знаю. – И сегодня отличная погода. Выходи, выпьем кофе.

Я сдаюсь. Отказаться будет провокацией. А хорошие девочки бегут от такого, как от чумы. И у меня нет уроков днем, так что даже формальной причины для отказа нет.

– Я собиралась встретиться… – почти произношу имя Джейка, но что-то меня останавливает. – Иду на ланч с Авророй. Может, в полвторого? Встретимся у входа в твою гостиницу.

– Буду там, – говорит он.