Она заметила госпожу Сунь, все еще стоящую на дорожке и наблюдающую за ней. Сифэн сжала зубы. Она поклялась себе, что в один прекрасный день настанет очередь наложницы сжаться перед ней от страха и боли – и Сифэн насладится каждой минутой этого зрелища.

Императрица привела ее в комнату, освещенную белыми светильниками. Если покои госпожи Сунь были тесно набиты мебелью и драпировками и поражали безвкусной пышностью, то жилище Императрицы отличали простота, изящество обстановки и любовь ко всему естественному. На столе из легкого светлого дерева стояло прелестное миниатюрное деревце не более пяти вершков высотой. Зелень на его ветвях была похожа на крошечные зеленые облака, среди которых светились маленькие белые цветы с красными сердцевинками.

– Дерево тысячи фонариков, – сказала Императрица, заметив ее интерес. – Подарок от дворцового садовника.

– Оно очаровательно, – ответила Сифэн. – Благодарю вас, ваше величество, вы сегодня спасли мне жизнь.

– Твоей благодарности более, чем кто-либо, заслуживает Кан. Он тут все перевернул, чтобы сообщить мне о том, что происходит.

Только сейчас Сифэн поняла, каких невероятных усилий стоило евнуху прорваться к Императрице через многочисленные заслоны из стражи. Если бы ему это не удалось, если бы он не привел вовремя ее величество… Она прикрыла глаза, вновь переживая ужас, но на этот раз к нему примешивалась благодарность.

На отмеченном печалью лице Императрицы Лихуа светились яркие молодые глаза.

– Я смотрю, тебя сегодня касалась не только плетка, – она провела пальцами над щекой, изуродованной госпожой Сунь. – Что ты сделала, чтобы вызвать к себе такую ненависть с ее стороны?

Сифэн опустила голову.

– Мне кажется, для этого не надо особенно стараться, ваше величество.

– Я обычно не считаю нужным вмешиваться в дела госпожи Сунь. Наложницы моего мужа пользуются большой свободой, но иногда бывает необходимо напомнить им, что они обязаны испрашивать также и моего одобрения.

Под скулами у нее набухли желваки, и она повернулась к миниатюрному деревцу.

Ощупывая омерзительные царапины у себя на лице, Сифэн вспоминала, каким усталым жестом Император обнимал госпожу Сунь.

– Для вас, должно быть, тяжело делить его с ними.

– Не мое дело жаловаться или выбирать. Мой муж – Император, и я должна ставить его интересы выше собственных. Я занимаю первое место в его сердце и в его доме, и я не могу просить о большем.

Однако на ее лице было выражение покорного терпения, которому она должна была научиться за долгие годы. Поколебавшись, она дотронулась до руки Сифэн своей нежной рукой.

– Не огорчайся из-за дурного обращения госпожи Сунь, дорогая. Она ведет себя так со всяким, кого считает своим соперником.

– Я ей этого не прощу, – прошептала Сифэн, умирая от желания положить голову на колени к Императрице и получить от нее утешение. – Она испортила мне лицо.

– Раны со временем заживают.

– Но они также оставляют после себя шрамы.

Она прикрыла глаза.

– Я жалею, что не понимала, что означают советы Гумы. Я не думаю, что напрасно попала во дворец… к вам. Но у меня чувство, что я не там, где мне следует находиться.

«Осторожно, не выпей собственный яд, – зашипела тварь в ответ на ее слова. – Ты можешь выиграть расположение Императрицы, изображая дочерние чувства, но помни: она не твоя мать».

Из-за двери послышались шаги. На пороге появился стражник, и у Сифэн широко распахнулись глаза.

– Императорский врач, ваше величество.

– Проводи его сюда.

Императрица, подняв бровь, посмотрела на Сифэн.

– Вот еще одно подтверждение, что боги были к тебе благосклонны. Сегодня у меня закончилась настойка для сна, которой я всегда пользуюсь, доктор сейчас принесет мне новую порцию. Если бы я приняла ее, как обычно по вечерам, никакая сила на земле не смогла бы меня разбудить.

Сифэн вздрогнула, когда в комнату вошел мужчина; на вид ему было около шестидесяти. Несмотря на поздний час, на нем была официальная одежда, свидетельствующая о его положении при дворе: голубой шелк с узором из золотых кругов и шапка. Он был маленького роста, плотный, с блестящими черными глазами и внушительной серебряной бородой, длинной и прямой. Итак, это был Бохай. Ничто в нем не напоминало его дочь, Акиру, до тех пор, пока он не улыбнулся, – тогда Сифэн поразило, насколько одинаковыми у отца и дочери были линии раздвинутых в улыбке щек и сияние глаз.

Она вспыхнула, поймав на себе его проницательный взгляд. Возможно, он почувствовал к ней жалость: такая красивая девушка с безнадежно изуродованным лицом.

– Ваше величество, я принес вашу настойку.

Императрица подняла руку.

– Пожалуйста, займитесь сначала Сифэн. Ей сейчас нужна помощь больше, чем мне.

Сифэн прикрыла изуродованную щеку волосами, благодаря богов за то, что в свое время предусмотрительно исцелила рану на другой щеке. Врач открыл черный саквояж с пузырьками и металлическими инструментами.

– Повернитесь ко мне спиной, пожалуйста, и нагнитесь, – велел ей врач, цокая языком при виде кровавых пятен у нее на одежде. – Разрешите?

Бохай приподнял ее платье, и императрица Лихуа положила руку Сифэн на плечо. Ей пришлось вытерпеть жгучую саднящую боль, пока врач промывал ее раны и накладывал прохладное лекарство на ее разодранную кожу.

– Эта мазь поможет залечить ваши раны. Постарайтесь неделю спать на боку.

Сифэн устало кивнула. От этого движения ее волосы, прикрывавшие щеку, отодвинулись в сторону, и внимательные глаза Бохая заметили царапины у нее на щеке.

– Позвольте также дать вам для вашего…

– Мерзкого уродства? – прошептала она.

Бохай и Императрица переглянулись.

– Все не так страшно, как вы думаете, и вы не первая молодая женщина, которую я от этого лечил.

В его манерах было столько доброты, что Сифэн решилась отбросить в сторону свои волосы и свою гордость.

– Я дам вам кое-что, чтобы смягчить боль, но бледные шрамы могут остаться.

Сифэн ахнула:

– Шрамы на всю жизнь?

– Даже если так, вы вряд ли сможете их заметить, – уверил ее Бохай, но от этих слов ей снова показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она опустила голову, удрученная изъяном, полученным ею из-за госпожи Сунь, уязвленная жалостью, которая чувствовалась в отношении к ней со стороны Императрицы и Бохая. Он вложил ей в руку баночку с мазью, но она почти не слышала его советов.

– Спасибо, – пробормотала она, после чего врач обратился к Императрице Лихуа.

– Простите меня, ваше величество, за то, что я задержался с изготовлением лекарства. Мне пришлось изобрести новый рецепт, чтобы настойка вам не навредила. Он перевел взгляд на живот Императрицы.