Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Черт, Хелена, – произнес я. – Прости.
– За что?
– За то, что привел тебя сюда. Я… я просто не подумал.
– Мы часто сюда приходили, даже после всего. Так что не волнуйся, – пожала она плечами.
– Мы приходили сюда, потому что тебе это было нужно. Чтобы доказать самой себе. И это было тогда. А я не подумал, что ты должна была почувствовать сейчас.
Тут она взглянула на вывеску, почти как Трэвис. Тяжело выдохнула воздух.
– Хотя ты прав. Мне бы хотелось очутиться в любом другом месте, только не здесь.
Мы перешли через перекресток и углубились в запутанные улочки по другую сторону дороги, высматривая машину, подходящую для угона. Чуть дальше по улице стоял паршивый белый «Дируцу», который давно нужно было помыть. Хелена следила за улицей, я дернул ручку двери. Не заперта.
– Что? – спросил я у нее. – Думаешь, забыл, как это делается?
Она покачала головой и показала на противоположную сторону улицы.
– Я уже встречалась с владельцем.
Я посмотрел и увидел его: он спал сном праведника или валялся без сознания в придорожной канаве. Дешевый костюм, плохой галстук и странные следы на лбу.
Я рассмеялся и достал у него из кармана ключи. Через две минуты нас и след простыл.
– Как ты себе это представляешь?
– У нас только один вариант, – ответил я. – Иначе он ничего не скажет.
– А что, если он не один?
– Будем действовать по обстановке. Милая, прошу тебя, постарайся никого не убивать.
Хелена кивнула и отступила на шаг. Я нажал на дверной звонок. В доме раздался невероятно сложный сигнал – мне показалось, что исполняется главная тема одного из фильмов, чтобы напомнить входящим, к кому они пришли.
Раздались шаркающие звуки, затем приглушенный голос спросил:
– Кто там?
– Доставка еды.
Раздалось звяканье цепочки, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. В щель я увидел Джека Джеймисона в пурпурном халате. Боже правый, подумал я, да этот парень действительно постоянно в образе. Распахнув дверь, я ткнул ему под нос пистолет и втолкнул назад в прихожую. Хелена вошла за мной и быстро пробежала внутрь дома, чтобы проверить обстановку.
– Прошу вас. Все, что хотите. – Джеймисон отступил назад, широко открыв глаза и подняв руки. – У меня есть деньги и ценности. Только не бейте. У меня грим в шесть утра.
Прихожая была длинной, и я заставил его двигаться спиной вперед, пока мы не подошли к двери.
– Открой, – приказал я.
Он повиновался, и передо мной открылось многоуровневое помещение, по размерам сравнимое с Небраской. Я сильно толкнул его, и он, спотыкаясь, ввалился в комнату. Вообще-то мне подобные вещи не нравятся, но взятый на мушку должен же бояться. Как только появляется хоть крупица мужества, он тут же вспоминает, что справедливость на его стороне, и тогда мероприятие накрывается медным тазом.
Я усадил Джеймисона в кресло и наставил дуло прямо в середину его физиономии. В этот момент в комнату вошла Хелена и прикрыла за собой дверь.
– Все чисто, – доложила она.
– Расскажи нам о Рэе Хаммонде, – попросил я Джеймисона.
– О ком? – Он уставился на меня глазами василькового цвета, которые я раньше видел на большом экране, и потеснее запахнул халат на своем плоском животе. – Я не знаю, о ком вы говорите.
Я снял оружие с предохранителя. Джеймисон моргнул. Он играл во многих фильмах про полицейских и хорошо понял, что я сделал. Я уперся ему в грудь ногой и прижал дуло к виску.
– Заваришь кашу, – заметила Хелена.
– Плевать, – ответил я. – Послушай меня, Джеймисон. У меня есть показания двух свидетелей, которые видели тебя на свиданиях с женщинами. Я также знаю, что ты постоянный клиент сверхсекретного эскорт-агентства «Приятных снов», с чьими работницами проводишь время. Парень, с которым тебя видели в Аспене – актер-гетеросексуал, нанятый твоим менеджером. Кроме того, у меня есть неопровержимые доказательства того, что ты ходишь на охоту со своими старыми дружками по колледжу, и там не раз слышали, как ты кричишь: «Ура, мы завалили этого сукина сына!» Ты не голубой, Джеймисон, и если ты сейчас не начнешь говорить, об этом узнает весь мир.
Джеймисон смотрел на меня, его кадык скакал вверх-вниз. Какое-то время в комнате было очень тихо, а потом в его лице что-то изменилось, как будто он наконец вышел из сложной роли.
– А если я скажу?
– Мы уберемся, и ты нас больше никогда не увидишь.
– А вы не могли бы убрать ногу с моей груди?
– С удовольствием, – ответил я. – Честно говоря, мне довольно неудобно. – Я отступил на шаг, не отводя ствола.
– Вам он не понадобится, – пообещал Джеймисон. – И, по правде говоря, ваша подруга выглядит гораздо более угрожающе.
– Не беси меня, – произнес я. – Расскажи о Рэе Хаммонде.
– Не знаю, насколько вы знакомы с моей биографией, – начал он, и я с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. – Но лет десять назад в моей карьере случился серьезный спад. В молодости мне повезло сыграть множество отличных ролей под руководством великих режиссеров, но удача отвернулась от меня. Сначала я перешел на роли второго плана, а впоследствии вообще на телевидение. Кончилось тем, что даже автоответчики перестали отвечать на мои звонки. Это были очень тяжелые времена, и без поддержки некоторых очень дорогих мне друзей я бы не смог их пережить.
Поняв, что этот рассказ будет долгим, я сел на диван рядом с Хеленой.
– Что потом?
– Однажды я обедал с сыном одного моего старого друга. Мальчик собирался изменить свою жизнь и стать актером. Откровенно говоря, его отец попросил меня отговорить его от этого шага. Находясь именно в том положении, когда мог рассказать ему всю правду, я согласился.
– И вас увидели.
– Именно. Один из посетителей узнал меня и сфотографировал – фото он продал журналу «Международный соглядатай». Там напечатали короткую заметку – полагаю, просто в качестве безобидной клеветы.
– Но как клевету ее никто не воспринял.
– Конечно, я все яростно отрицал – и только потому что это неправда. Многие мои талантливые друзья – гомосексуалисты. Для меня в этом нет ничего особенного. Теперь-то я понимаю, что своим отрицанием только подлил масла в огонь. Очень быстро к компании подключились такие журналы, как «Национальный интерес» и «Всеобщие что за дела». Они пели старую песню насчет того, что моя «голубизна» интересна публике, хотя и не объясняли почему. В дело вступили конкурирующие группы защитников прав сексуальных меньшинств – некоторые хотели «исключить» меня из геев, другие же, напротив, жаждали «оставить» в их рядах. Все это раздулось до предела, по крайней мере в таблоидах.