творческого подъема напоследок» (22 ноября 1944), «Боже мой, прожить бы хотя бы несколько лет в тихом спокойствии» (29 апреля 1945), «Запутался в делах. Необходимо остановиться» (29 июня 1945), «Ищу тишины, отдыха» (27 декабря 1945), «Если бы сейчас спихнуть с себя бесконечную цепь дел, делишек…» (1 января 1946). Начиная с 1946 г. Вавилова преследует «неотвязчивый образ „телефона-автомата“» (он пишет так о себе более 20 раз). «…превращаюсь в живой автомат. ‹…› Боже мой, когда же это кончится и как избежать этой автоматизации?» (22 ноября 1946). «Устал и превратился в очень плохую машину без всего оригинального и только мечтающего о творчестве» (29 декабря 1946). «Летят министры ‹…› дай боже, чтобы и мне слететь. Жить стало бы легче» (1 февраля 1948). «По-прежнему паралич творчества, вернее и точнее, полное отсутствие времени» (25 апреля 1948). «…есть желающие и моей отставки. Молю об этом судьбу. Задушенная жизнь, превращение в автомат» (21 августа 1948). «…усталость, беспомощность и чувство бездарности, а еще больше никчемности» (17 апреля 1949). «Хочется остановиться, отдохнуть, сосредоточиться» (3 июля 1949). «…нет большой мысли, нет творчества. Для этого нужно спокойствие, лаборатория, время» (26 февраля 1950). «Замытарился. Каждый день не меньше 12 часов. Дома ни к чему не способный… ‹…› Как с этим кончить? А кончать надо. Долг человека обязывает» (19 марта 1950). «…больше, чем когда-либо, для работы нужны силы, ум и выдержка» (4 июня 1950). «Отпуск. О нем мечтал весь год» (20 июля 1950).

Очень отчетлива тоска Вавилова по научной работе. Как и в ранних дневниках, Вавилов мечтает заниматься физикой – но если там он только стремился стать ученым, то теперь мечтает к настоящей, живой физике вернуться. «Угнетает, что вот уже лет 14, как перестал сам экспериментировать» (19 апреля 1944). Эта тема звучит уже в самом начале поздних дневников. 1 апреля 1940 г. Вавилов пишет: «Вполне отчетливо и ясно одно. Чтобы спокойно и покойно дожить жизнь, нужна каждый день творческая работа, своя, остающаяся, фиксированная. Нужно выделить хотя бы 1–2 часа каждый день на эксперимент, на писание книг, статей, мемуаров, заметок. Это для меня сейчас очевиднее всяких медицинских рецептов…» Такие записи далее появляются регулярно, становясь все более эмоциональными. «…хотелось бы тихой, покойной жизни с раздумьем, писанием, лабораторией по силам» (17 мая 1941). «Страшно жалко, что за последние годы отстал совсем от эксперимента. Опыт неизмеримо сложнее, умнее и интереснее человеческого ума. Как хорошо бы бросить эти нелепые „директорства“ в Академии и в Оптическом Институте и спокойно сесть в рабочую комнату с лаборантом» (5 июля 1942). «Хочется в лабораторию, к творческому опыту. Искать и находить новое» (14 августа 1942). «…нужно бы все бросить, засесть тихонько в лабораторию» (11 мая 1943). «Кажется, засесть бы тихо в лабораторию, за книги, за рукописи и дожил бы до конца спокойно» (16 ноября 1943). «Тяжелое чувство невозможности экспериментировать. Кажется, что это – единственный путь у меня к жизни. За него хвататься нужно, если вообще еще жить» (3 ноября 1944). «Нет физики и хочется к ней убежать хотя бы на время, прежде чем умереть» (1 апреля 1945). «…так хочется своего, настоящей науки» (29 июля 1945). «…в самые трудные минуты жизни спасался за науку, а теперь все дальше отхожу от нее. Надо как-нибудь спасаться, если хочу жить» (16 ноября 1945). «Хочется ‹…› в кабинет, в лабораторию» (18 ноября 1945). «Хотелось бы хоть час в день – без других, одному сидеть в лаборатории и экспериментировать» (1 января 1946). «Хоть час в день – в лаборатории, думать, писать, читать» (1 января 1947). «…так многое хотелось бы сделать и в лаборатории, и на бумаге…» (13 апреля 1947). «В институте очень хочется экспериментировать, но остаются буквально минуты. Видит око да зуб неймет» (1 февраля 1948). «Хотелось бы в этом году теснее опять подойти к науке, экспериментировать, думать, писать. Это бы вдохнуло опять душу живую в меня» (1 января 1949). «…хотелось бы сосредоточенной работы, сделав которую можно бы спокойно уйти из жизни» (22 марта 1949). «…нужна конкретная работа или детективные романы. Среднее – невыносимо» (14 января 1951).

Довольно часто Вавилов мечтает о новой теме, новой идее в физике: «Для жизни мечтаю о какой-нибудь новой большой научной мысли или находке. Она бы поддержала жизнь и закрыла бы плотной занавеской все остальное. // Нужен большой, особенно большой творческий импульс» (31 декабря 1943). «Оцениваю себя в науке. Совсем мало и слабо. ‹…› Грустно. Хочется сделать больше. Это одно сильное чувство, которое еще осталось» (9 января 1944). «Нужна „великая научная идея“» (6 мая 1945). «Для воскресения нужна бы большая мысль, открытие» (2 декабря 1945). «Не было большой идеи, как у Лобачевского, Менделеева, Дарвина. Сейчас искать эту идею и, главное, ее осуществить? Не поздно ли» (19 июля 1946). «…отсутствие большой идеи. Это угнетает больше всего» (18 декабря 1946). «…люминесценция стала казаться мелочью и я еще не нашел новой нити, нового пути для себя. Но необходимо найти» (1 января 1947). «Хочется новой научной мысли, творчества, еще какого-то окна в вечность. Но [это] только желания» (22 июня 1947). «Для „смысла бытия“ нужна большая мысль» (29 июня 1947). «Нужна большая творческая увлекающая мысль, которая оторвала бы от этой безнадежности» (16 ноября 1947). «…хочется сделать большое в науке на прощанье…» (31 декабря 1947). «Хотелось бы напоследок дать большое и настоящее ‹…› в физике…» (29 февраля 1948). «Хочется большой научной мысли, ее нет» (21 ноября 1948).

Одно из самых часто встречающихся в дневнике слов – творчество. О важности понятия «творчество» в личной философии Вавилова речь еще пойдет особо, здесь же нельзя не упомянуть важнейшую сквозную тему всех поздних дневников – сожаление об отсутствии творчества, мечты о нем (этому посвящены примерно 2/3 от общего числа упоминаний творчества в дневниках). С 1939 по 1945 г. количество таких записей увеличивается с трех до двух десятков в год. В 1946–1947 гг. происходит небольшое уменьшение их количества (18 и 15 в год соответственно), но затем вновь дважды – в 1948 и 1949 гг. – примерно по 30 записей в год и в предсмертном 1950 г., когда Вавилов уже тяжело болел, около 40. Вот некоторые примеры. «…жить хочется, только что-то создавая…» (24 июля 1940). «Спасти может только увлекающая работа, творчество» (14 ноября 1940). «Для жизни нужен творческий импульс. Нет его» (12 марта 1944). «Хочется ‹…› мысли, творчества» (25 марта 1944). «Напоследок хотелось бы тишины, сосредоточенности и творческого вдохновения…» (18 апреля 1944). «Или умирать, или что-то непрерывно создавать. ‹…› Если не умирать, то работать, но интересно