– Он не поверит в это ни на секунду.

И тут я вспоминаю, где нахожусь.

– Черт возьми, тебе вовсе не нужно действовать через Джерри. Я в Айлингтоне. Свяжись с айлингтонским участком. Скажешь, тебе позвонил твой осведомитель, и они могут забирать Джавтокаса себе. Тогда все лавры достанутся им, их покажут по телевизору, а мы уберем Джавтокаса подальше от Кентиш-Тауна.

– Твою мать, шеф, вы меня здорово подставляете…

– Уверен, ты найдешь какого-нибудь осведомителя, который с радостью примет похвалу. А главное то, что если мы схватим этого ублюдка и выясним, кто за ним стоит, никому не будет никакого дела до того, как мы это провернули. Но ты должен поторопиться.

– Я потороплюсь, шеф, но сейчас я разговариваю по телефону, а вы никак не хотите закончить…

– Я уже заканчиваю, – говорю я, давая отбой.

Взглянув на часы, пытаюсь прикинуть, сколько времени потребуется Бексу на то, чтобы все устроить. Дом стоит рядом с доком на канале Риджентс, окнами на крутой излом дороги, из чего следует, что Джавтокас увидит полицейские машины, с какой бы стороны они ни приближались. Я увижу его, если он попытается бежать через подъезд, но не в том случае, если сзади есть еще один выход, и теперь, когда я об этом подумал, я должен сходить туда и все проверить.

Джавтокас больше не подходит к окну, поэтому я быстро пересекаю заснеженную улицу. Людей немного. Подойдя ближе к дому, я слышу, как обедает семья – громкие сердитые голоса, стук ножей и вилок. В переулке помойка – большие черные пакеты с мусором навалены в мусорные баки. Я протискиваюсь мимо и выхожу в небольшой двор с двумя легковыми машинами и старым ржавым грузовиком. Вокруг двора тянется кирпичный забор с колючей проволокой зловещего вида сверху. Бежать этим путем невозможно. И все-таки я чувствую, что упускаю нечто. Уже собираюсь уходить с крошечной стоянки, как меня вдруг осеняет: каким образом сюда попадают машины?

Я обхожу вокруг дома, держась так, чтобы меня не было видно из окон второго этажа, и нахожу за ним электрическую подстанцию со знаками, предупреждающими о смертельной опасности. Для того чтобы проверить за ней, мне нужно обойти «Фиат», стоящий прямо под окном квартиры Джавтокаса. Я с опаской делаю шаг и поднимаю взгляд. Вижу банки со специями и травами на кухне, но людей там нет.

А за подстанцией – то, что я искал: ржавые стальные ворота. За ними дорога, ведущая в одну сторону к каналу, а в другую – в переулок.

По-прежнему нет воя сирен приближающихся полицейских машин, что меня тревожит. Почему их нет так долго? Я перебираю все, что могло пойти не так. Бекс испугался? Пошел на попятную и заложил меня Джерри? И я вспоминаю то, что старательно задвигал в глубину сознания: Бекс также дежурил в тот вечер, когда Джавтокас пытался меня убить.

Стараясь разобраться во всем этом, я машинально отхожу от дома, чтобы обойти вокруг «Фиата», и поднимаю взгляд на окно кухни.

Дарюс стоит там, с банкой пива в руке, собираясь закурить. Он смотрит на меня, прямо мне в глаза. И теперь, за домом, его больше не ослепляет бьющее в лицо солнце.

В течение по крайней мере двух секунд никто из нас не двигается. Затем Джавтокас скрывается внутри, и я отчаянно несусь к подъезду, чтобы отрезать ему путь отхода. Поскальзываюсь на льду, опираюсь рукой о стену, удерживаю равновесие и бегу дальше, пробираясь между пакетами и баками. К моему огорчению, там никого нет – ни Джавтокаса, ни полиции.

Я в ярости ударяю ногой по железному забору, злясь на себя. И тут слышу звук, доносящийся из-за дома. Снова перешагиваю через порванные пакеты с рассыпавшимся мусором и вижу ворота в дальнем конце, распахнутые настежь.

Я несусь туда, не обращая внимания на боль в ногах, и слышу, как Джавтокас сбегает по каменным ступеням, спотыкается, хватается за перила. Вдалеке звучит вой сирен, но уже слишком поздно, мальчишка убегает. Я вижу на снегу следы ног, но сам я уже едва стою. Спускаюсь по лестнице и заворачиваю за угол в переулок, сквозь высокую сухую траву и старые тележки из универсамов, припорошенные снегом. Переулок разветвляется, но следы ведут вправо, вниз по обледенелым ступеням к бечевнику вдоль канала.

Я хромаю к бечевнику так быстро, как только могу: с одной стороны ограждение из проволочной сетки, с другой – затянутый тонким льдом канал. После полумрака переулка ослепительный свет, отражающийся от белого льда, заставляет меня вздрогнуть, словно я получил удар в лицо.

В свете солнца мелькает стальной прут. Однако теперь я к нему готов. Уклоняюсь в сторону, но все-таки прут задевает меня вскользь по плечу, вызывая обжигающую боль.

Джавтокас пытается ударить меня прутом в живот, но мне удается согнуться пополам, и прут ударяет по ребрам. Я набрасываюсь на своего противника, хватаю его за рукав куртки, и тот отрывается.

Джавтокас ударяет меня по голове. В отчаянии я пытаюсь защититься, скользя вбок по обледенелой земле, затем хватаю прут и вырываю его у Джавтокаса из рук.

Я кричу, что арестовываю его, а он выкрикивает ругательства голосом с сильным акцентом, вырывается и молотит кулаками. Я стараюсь уворачиваться, но его кулак попадает мне в скулу. Глаза Джавтокаса неестественно-затуманенные, лицо раскраснелось от ярости. Мальчишка, не умеющий драться, но готовый на всё. Я что есть силы бью его кулаком по лицу, затем хватаю правую руку и заламываю ее, чувствуя, как та поддается с отвратительным хрустом. Джавтокас издает нечто среднее между криком и стоном и пытается неуклюже отбиваться левой рукой, а я разворачиваю его и кричу, чтобы он остановился и прекратил сопротивление.

Я бесконечно устал, я сыт по горло тем, что меня бьют, на меня нападают, мне лгут, в том числе и мой собственный рассудок. Я призываю Р. помочь мне, дать мне силы, необходимые для победы.

В этот момент Джавтокас пытается наброситься на меня, низко опустив голову, неумело подражая борцовскому захвату. Я обрушиваю ему ребро ладони на затылок. Он падает и корчится, недоуменно глядя на меня – он рассчитывал совсем на другое. Но глаза его пылают яростью, как это бывает только с молодыми, – глупой яростью. Я готов поклясться, что Джавтокас вот-вот расплачется. Но он лягается и попадает мне по лодыжке. Боль жуткая.

Я кричу, спрашивая у него, почему он это делает, кто за ним стоит, на кого он работает, но Джавтокас плюется в меня и пытается подняться на ноги. Однако заснеженная дорожка предательски скользкая, и он снова падает.

Я бью его по голове – тяжелый глухой удар, гораздо сильнее, чем я ожидал.

На этот раз появляется кровь. Джавтокас смотрит на меня невидящим взглядом; он выглядит больным, как ребенок. Я повторяю снова и снова, что ему нужно остановиться, но что-то не дает ему это сделать. Он поскальзывается и пытается удержать равновесие, беспорядочно размахивая руками и ногами. Но упорно не желает угомониться и снова пытается меня ударить, отлетает назад и одной ногой проламывает тонкий лед.