Например: Черноморско-Кубанская железная дорога (одна из немногих всецело кубанских дорог, созданная на кооперативных началах станицами Черноморья) обращалась неоднократно к Краевому правительству за субсидией, и правительство принуждено было ей выдавать эту субсидию, иначе дороге нечем было расплачиваться со служащими.

В области пассажирского движения скоро установился пагубный обычай военных начальников пользоваться специальными поездами: поезд главнокомандующего, поезд генерала Врангеля, поезд генерала Шкуро и т. д.

И родственникам «героев» представлялись отдельные классные вагоны.

На укомплектование этих «специальных» поездов высших начальников, на предоставление удобств передвижения важным особам уходили лучшие классные вагоны. Для поездов, обслуживающих общие нужды, оставалось недостаточное количество классных вагонов худшего состояния: ободранных, изношенных и загаженных. Скоро стало не безопасно ездить в этих вагонах; они становились рассадниками заболевания тифом и пр.

По ведомству юстиции до выхода в поход – членом правительства был старый судейский деятель из природных кавказцев, почтенный Паша-Бек-Султанов. Он старательно оберегал от развала старый кубанский судейский корпус. Но, кажется, уже при нем стал выделяться из местных прокуроров на ролях скорострельной юстиции гражданской войны статский советник Лукин. Он с группой своих сотрудников вышел с нами и в поход, и нужно думать, что это не без его участия был разработан проект приказа Кубанского правительства № 10, проведенный через совет правительства преемником Паши-Бека, горцем А. А. Намитоковым.

По ведомству народного просвещения Ф. С. Сушков бесшумно делал свое дело, и в Крае не только восстанавливались уже бывшие в станицах и городах учебные заведения, но открывались и новые с общей тенденцией достигнуть всеобщности начального образования. Так как в Крае обнаружился большой приток профессоров и бывших преподавателей в высших учебных заведениях (между прочим, из Тифлиса, где грузинское правительство проводило национализацию школы), то было подготовлено и было открыто первое высшее учебное заведение в Екатеринодаре – Кубанский политехнический институт сначала с двумя отделениями – сельскохозяйственным и экономическим, а затем еще инженерно-строительным, электромеханическим и химическим.

Военное дело, финансы, общехозяйственные нужды, область внешних сношений – все требовало создания объединенного, общепризнанного высшего распорядительного органа, – это сознавалось всеми, но как прийти к этому, – думали по-разному. Генерал Краснов, избранный донским атаманом, для обоснования донской обособленности выкопал из тьмы веков название «всевеликости» Донского войска и герб с казачьей «обнаженностью» в центре, флаг, и пр. аксессуары донской самостоятельности, Павло Скоропадский, украинский гетман, самая прозаическая по времени креатура проникших на Украину немцев, – для Краснова – «брат». В Берлин к императору Вильгельму (который сам через несколько месяцев побежит искать убежища у голландской королевы) Краснов отправляет посольство – «зимовую станицу», как во времена былой «обыкновенности» посылались с Дона «зимовые станицы» в Москву. А в адрес Добровольческого командования – элиты русских генералов – брошено им сравнение: «бродячие музыканты»…

Кубанцы, придерживаясь прежних постановлений рады и декларации о временности своего государственного образования и о принципе общероссийской федеративности, объявили «приказ» о созыве новой Краевой рады на конец октября (28). Предлагалось казачьим станицам, хуторам, а также селениям с жителями коренными крестьянами, аулам (с жителями горцами) прислать своих представителей по одному – от 5000 душ населения; фиксировалось, какое количество представителей должны прислать каждый из кубанских городов – Екатеринодар, Армавир, Ейск, Майкоп, Анапа, Темрюк.

Много вызвавший споров до выхода в «Ледяной поход» принцип паритетности представительства отдельных групп населения был теперь обойден молчанием.

Так как раньше бывали случаи представительства в Краевой раде от воинских частей, то теперь этот вопрос был представлен на усмотрение Главного Командования Армии; оно приняло предложение прислать представителей армии в раду. Таким образом, кубанцы как бы оставляли открытыми двери для принятия общих решений с добровольцами. Но перенося разрешение всех вопросов в Краевую раду, кубанцы без экивоков ставили вопрос о принципе народоправия в пределах захваченного борьбой населения.

Какую систему власти для себя и для всего объединения лелеяли и вынашивали добровольцы? Консервативный деятель и журналист Шульгин подал мысль генералу Драгомирову об организации Особого совещания при верховном руководителе Добровольческой армии. Шульгин же, будто бы, составил и перечень тех отделов, из которых должен был состоять этот орган[55]. Дальнейшая разработка проекта первого варианта Особого совещания производилась под руководством и ответственностью генерал Драгомирова. Форма власти – диктатура, а по этому ее варианту – с любопытной подробностью: диктатура двуглавая и при этом с явным уклоном к особому типу генеральской олигархии. Общепризнанный вождь Добровольческой армии, генерал Алексеев определялся как председатель Особого совещания, но лишь для больших его заседаний, для разрешения наиболее серьезных вопросов и для рассмотрения сложных законопроектов, затрагивающих интересы нескольких ведомств.

Кроме больших могли созываться малые заседания под председательством командующего армией генерала Деникина, при обязательном присутствии в них генералов Лукомского и Романовского, а из остальных управляющих ведомствами министров могли присутствовать лишь те, которых признал нужным пригласить председатель. Право принятия окончательных решений по законопроектам и придания им силы законов, независимо даже от решений «больших заседаний», оставалось за обоими генералами – Алексеевым и Деникиным. «Положение» при этом требовало, чтобы управляющие отделами докладывали на ближайшем большом заседании о решениях, принятых на малых заседаниях. Управляющие отделами имели право личного доклада у верховного руководителя и у командующего армией. В Положении были зафиксированы имена генералов, последовательно заменяющих один другого в случае неизбежности: Алексеев, Деникин, Драгомиров и Лукомский, сменяющие друг друга председатели и возглавители власти, и затем именной член совещания генерал Романовский. Этот проект генерал Драгомиров об Особом совещании, утвержденный 18 августа генералом Алексеевым, пролежал в столе Драгомирова под замком – в виде секретного документа, чтобы «до времени не вызывать возбуждения в кубанской среде», весь срок своего существования, т. е. до дня смерти генерала Алексеева – 5 сентября 1918 года. В дальнейшем, гак как потом «неписаная конституция Добровольческой армии не знала иной власти, кроме ее командующего», то никто не возбуждал после смерти Алексеева вопроса о преемственности, за санкцией новых писаных ее вариантов обращались теперь уже непосредственно к генералу Деникину.

Устанавливалась новая директива: