Ну и что? Ну и недельный, ну и санаторный! Чем плохо? Вродевсем хорошо, удобно очень. Он свободный человек. Профессорша тоже не обремененани супругом, ни малютками, все будет «как у больших» — мило и корректно, смилым и корректным расставанием, когда кончится отпуск.

А там Москва, работа, конец лета, «немного солнца в холоднойводе», теннис по субботам, громадное серое здание, бесконечный коридор сбесконечным числом дверей — сколько ни убирай членов из последовательности, онавсе равно останется бесконечной!

Что делать? Как быть?

Что должен делать мужчина сорока двух лет от роду, женатый,разведенный, если ему внезапно и очень сильно захотелось повезти девственнуюпрофессоршу на дачу и там познакомить с дворнягой по имени Луи-Филипп — матьнашла на помойке пропадающего щенка и притащила домой? Отец недолго бубнил, чтоэто не дом, а проходной двор, и повез щенка в ветлечебницу за паспортом ипрививками. А с дачи чтобы они непременно поехали домой — в их общий,неведомый, несуществующий дом, — и валялись бы на диване, пока показываютпозднюю воскресную киношку, и прихлебывали чай из одной кружки, потому что леньидти за второй, а потом тискались под жарким одеялом, а потом спали как убитые,дозанимавшись любовью до звона в ушах!

Что делать, если все не ко времени, и странно, и часовоймеханизм был запущен, еще когда они целовались в бассейне, и он тогда думал,что она его оттолкнет, а она обняла?

Что делать, если он вообще не знает — как?! Как быть сженщиной, которая, отводя несчастные глаза, призналась, что «никого и никогда»,а потом смотрела на него как на заморское чудо?!

И он еще должен тащить ее с забора, переодевать на неймайки, трогать розовую, гладкую, теплую кожу на боку, как раз там, гденачинается изгиб бедра, и делать при этом джентльменский вид, и «сохранятьлицо», и внятно отвечать на вопросы, и вообще геройствовать по полнойпрограмме, потому что это именно то, чего от него ждут!

Сто лет он не шел ни у кого на поводу и не делал того, чегоот него «ожидали».

Зря он решил тогда, что она может быть ему полезна. Позднотеперь перерешать, потому что часовой механизм пущен, секунды тикают, времяуходит.

Видит бог, он перерешил бы, если бы мог!

Она споткнулась впереди, и он корректно поддержал ее подлокоть — продолжая геройствовать по полной программе!

— Это нога, — сказала Марина, чтобы нарушить молчание, потомучто он странно молчал. Это заставляло ее волноваться.

— Болит?

— Нет. Не очень.

— Конечно, было бы лучше, если бы ты не скакала по лесу.

— Федор, как ты думаешь, а Павлик мог разговаривать сГеннадием Ивановичем?

Тучков Четвертый пожал плечами.

— Что это значит?

— Это значит, что я не знаю. Ты видела хоть один раз, чтобыПавлик с кем-нибудь разговаривал? Ну, кроме того случая, когда он разговаривалс нами на стоянке?

— Он специально ни с кем не разговаривает, потому что он…

— Убийца и бандит, — перебил Федор Федорович. — Значит, этоГеннадию Ивановичу он угрожал пистолетом? И Геннадию Ивановичу говорил, чтозавтра последний срок и больше ждать он не может? Если так, то при чем здесьВероника?

— Вероника? — неуверенно переспросила Марина.

— Ну да. Ты считала, что Павлик и его мамаша шантажируютВеронику. И Геннадия Ивановича тоже? И покойника, того, первого, тожешантажировали?

— Кстати, Геннадий Иванович зачем-то следил за нами в лесу,— язвительно напомнила ему Марина. — Зачем? Что он хотел услышать?

— Ты уверена, что он именно следил?

— Ну, конечно! Что он еще мог делать в кустах?! — Тут еевнезапно осенило, и это было так ослепительно и ярко, что она даже остановиласьи схватила его за руку.

Федор посмотрел на ее пальцы, взявшиеся за его запястье.

Черт ее побери. Черт ее побери совсем.

Зачем она его трогает? Женщина тридцати пяти лет, какой бынеопытной она ни была, не может не понимать, что мужчина расценивает эти…хватания совершенно определенным образом и совершенно определенным образом жена них реагирует!

— А что, если Геннадий Иванович, Павлик и Валентина Васильна— все трое…

— Шантажисты? Преступники?

Марина посмотрела на него. Он не улыбался.

— Ну, да. Шантажисты и преступники. Так бывает! И ониприкончили своего четвертого… коллегу, а потом решили избавиться от Вадима,потому что тот о чем-то догадался.

— Вот о чем я никак не могу догадаться, так это о том, зачемВеронике понадобилась инсценировка с телефонным звонком.

Марина замерла посреди малинового коридора, и рот у нееприоткрылся.

— Ка-какая инсценировка? С каким телефонным звонком?!

— За обедом она разговаривала по телефону. Щебетала проуниверситет и постоянно повторяла что-то вроде «дуся и любовь моя».

Марина отлично это помнила. Она даже похвалила себя за то,что оказалась проницательнее Федора Тучкова, который заподозрил было, что уВероники любовное свидание — ночью, под санаторным забором! — а умная Маринабыла уверена, что Вероникин «роман» в Москве, а вовсе не на Волге-реке!

— Что значит — инсценировка, Федор?! Она разговаривала сприятелем, все это слышали!

— Все слышали, что она разговаривала, но никто не слышал,что с приятелем.

Марина смотрела на него.

— Телефон у нее упал, — продолжил он негромко. — Я егоподнял.

— Ну и что?

— Дата последнего вызова — вечер вчерашнего дня.

— Откуда ты знаешь?!

— Это очень просто. Телефон фиксирует все вызовы, ставитвремя и продолжительность разговора. Чтобы это уточнить, нужно нажать однукнопку. Я ее нажал и уточнил.

— Да, но… он же звонил!

— Марин, это очень просто. Ты набираешь что-то вроде «тонзвонка» и нажимаешь «о'кей». Он начинает звонить. В это время можно сказать«алло», и будет полная видимость звонка.

— Да, но… зачем?! Зачем?!

— Я не знаю, — признался Федор Тучков. — На сегодняшниймомент это самое непонятное, потому что разговор был совершенно бессмысленный.То есть абсолютно. Дуся, я тебя люблю, сходи в деканат, скука смертная… Развечто…