Для начала надо было зайти к Райке-соседке по лестничной клетке, явить себя во всей красе с костылями и гипсом, обсудить происшедшее с Нелей несчастье, выслушать уйму ненужных тупых наставлений и удалиться, прося не беспокоить, обеспечив себе тем самым относительно спокойный день и вечер.

Дело в том, что Райка была не просто навязчивой женщиной, а женщиной навязчивой хабальски-безапеляционно. Она могла влететь к Неле на кухню с вопросом: «Что у тебя сегодня на обед?» и броситься всеми своими килограммами к кастрюлям и, срывая с них крышки, тыкаться в них своим любопытным и жадным носом.

Спасу от этой канальи не было никакого, учитывая ещё тот факт, что Неля слегка зависела от алчной и бесцеремонной Райки. Райка была парикмахером, не самым, конечно, хорошим, но и не самым плохим.

За то не надо никуда идти, никуда записываться, а юркнул из квартиры в квартиру, из кухни в кухню – вот тебе и салон, и обслуга, и кафе по интересам – всё в одном флаконе.

Работала Райка в основном на дому, в салонах государственных долго её не держали, отовсюду она вылетала молниеносно из-за своего подлого нрава и какой-то сатанинской жадности, которая вываливалась из неё, как грибы из лукошка.

Жадность падала на землю сформировавшейся завистью ко всем и всему на свете и чередой подлых поступков. Много раз Неля порывалась порвать эти тягостные отношения, но врождённое безволие и боязнь крупных скандалов, (а чтобы скинуть с хвоста Райку нужен был именно крупный скандал и не один) мешали ей освободиться от присутствия в своей жизни этой «замечательно подлой бабы».

Освободив (условно) свой день, а если повезёт, и вечер, Неля ловко передвигаясь на лёгких костыликах, подаренных влюблённым в неё по уши свёкром, занялась домашним хозяйством.

Она решила испечь своему мужу Сенечке его любимый яблочный пирог. К вечеру должен был приехать и свёкор. Любящий свёкор страдал так, что создавалось ощущение, что перелом со смещением у него, а не у весёлой, щебечущей Нелечки.

Свалившийся на Нелину голову досуг не предполагал безоговорочного безделья. Поскольку костылями своими маневрировала Неля виртуозно, то работа по дому кипела. Как-будто всю свою нерастраченную любовь и энергию она буквально вбивала в благоустройство их с мужем быта.

Сегодня с утра возникла мысль вымыть кухню, не просто помыть, а искупать её, как малое дитя. Началось всё с потолка, прислонив громоздкие костыли к стремянке, Неля взлетала к потолку раненой голубкой. Вымывала начисто кусок потолка. На её глазах тот превращался из замызганного, цвета грязного снега холста, в бьющую по глазам белизной, белоснежную простыню.

За потолком шли стены, потом отдраивался пол и, по мере вложенного в неё труда, кухня превращалась в прекрасную шкатулку, звенящую эхом чистоты. К вечеру кухня была в полном порядке, Неля решила сбегать к Райке: перекурить с ней, а потом уже приняться за усовершенствование дизайна в своей обновлённой кухне.

Райка встретила Нелю угрюмо. На столе дымилась огромная керамическая миска с пельменями, запах от них исходил божественный, и только тут вспомнила Неля, что с утра у неё как говорится: маковой в росинки во рту не было.

Она присела на край стульчика к столу, в надежде, что скупая Райка уж тут никак не отвертится, и пару пельмешков урвать повезёт. Но не тут-то было! Ловкая лапка ухватила огромную миску, быстро слизнула с Нелиных глаз, умыкнув полыхающие жаром пельмени в холодильник.

Удар был неожиданным. Неля сидела слегка огорошенная, но постепенно злоба заполняла её всю целиком, то есть не просто заполняла, а вливалась в её нутро ядом из пустого страждущего желудка.

Заложив ногу на ногу, Неля принялась долго и пространно рассказывать о том, как кропотливо она трудилось всё утро и весь день над своей кухней, какой новый дизайн придумала для неё, и всё это с чувством, с расстановкой, неторопливо и, конечно, в подробностях.

Райка серела лицом. Из не герметично сработанного холодильника сизым дымом валил пельменный пар, он дрожал и слоился, плавая по кухне и не предвещая ничего хорошего.

Но оскорблённая Неля ничего не хотела замечать. Ушла она только, когда пар из холодильника валить перестал, а Райка мыла посуду, роняя в мойку злые жадные слёзы.

Убедившись, что пельмени в холодильнике превратились в полное дерьмо, Неля вдруг встрепенулась:

– Ой, мне же ещё ужин готовить! Я ж цыплёнка-табака сегодня Сене обещала! – Она грациозно вертанулась на правой костылине, подхватила в охапку левый, контрольный костыль, и ловко убралась на свою территорию.

Праздная жизнь, если так можно, выразиться о Нелиной заполненной хлопотами жизни, катилась по накатанному. Неля наслаждалась, казавшейся ей бесконечной свободой, Сеня чумовел от изысканных блюд и от постоянного присутствия рядом в доме своего «Пусика».

Удовольствие от праздной жизни немного подгаживала зудящая нога. Она чесалась постоянно под гипсом: и днём, и ночью, даже особенно ночью.

Неля залезала под гипс тонкой спицей. В одно из таких залезаний спица змейкой выскользнула из рук и навсегда пропала в жерле гипса: ни вытащить, ни вытряхнуть!

Неля приспособила для почесалок другую, самую длинную в хозяйстве спицу, с круглым ушком, в которое для контрольки была вдета верёвочка, за которую спицу даже в случае провала можно было выудить обратно на свет божий.

Иногда большая спица встречалась там, внутри гипса, со сгинувшей маленькой. Они грустно целовались там внутри. Огорчённый их «дзинь-чмок» слышала Неля, и спешила быстренько выдернуть за ушко на свет свою новую, порабощённую подругу.

Все эти манипуляции раздражали и утомляли Нелю, несколько снижая градус её жизнерадостности, а с темпераментом вообще стали происходить трагические метаморфозы.

Такие ещё недавно желанные супружеские ласки стали утомлять и даже унижать самолюбивую Нелю. Она вынуждена была лежать с вытянутой левой ногой и весь процесс думать только о том, чтоб темпераментный Сеня не раздавил её травмированную ногу.

Сеня же Нелиных мук не замечал, он ждал слов и что самое непостижимое, движений. Парализованная страхом и унижением Неля не обеспечивала звукового оформления, и в смысле движения тоже оказывалась не на высоте.

Не на высоте Неля быть не любила, она злилась на себя, на ненасытного Сеню, а ночи постепенно стали представляться ей Голгофой. В одну из таких ночей, она умудрилась назвать Сеню животным.

А вот этого делать было категорически нельзя! Сеня крепко обиделся и пообещал больше не рваться к её райским вратам ни в коем случае, отвернулся к стенке и уснул, посапывая праведным гневом и обидой.

Наутро разговоров на тему о вчерашней размолвке не было, но и притязания с Сениной стороны прекратились. Неля не особо переживала, зная темперамент своего мужа, она понимала, что бойкот ей объявлен не серьёзно и не на долго.

До этого пару раз Неля отлучала мужа от тела в воспитательных целях, достаточно было обдать Сеню холодом на два-три дня, и все неурядицы решались в Нелину пользу. Но это был, пожалуй, первый раз, когда Нелю отстранили от тела, то ли за грубость, то ли за некачественное исполнение супружеских обязанностей.