Ломок из рода Тура, как мне сказали, был одним из тех немногих вожаков-турсов, что вывели изгнанников из Утгарда в эти леса. У каждой стаи был свой хранитель-вожак, дух которого почитался наравне с богами.

У него просили совета, его молили о защите и помощи, к его подножию матери приносили новорожденных детей. Каждого вожака дух Ломка должен был усыновить при избрании его и утвердить власть, ибо звание вожака стаи не наследовалось сыном вслед за отцом.

Благодаря дух Ломка Тура, каждый воин подходил к родовому столбу, надрезал руку и мазал кровью основание столба. Когда дошла очередь до меня, я сделал то же самое, а вожак стоял рядом и смотрел, быстро ли впитывается кровь в сухое дерево — знак того, принимает ли дух Ломка нового сына в род или нет. Но Ломок Тур оказался ко мне благосклонен, и я был признан членом стаи.

Из четырех павших только двое были женаты — два других были слишком молоды для создания семьи. У одного из них старшему сыну было четырнадцать лет — он мог позаботиться о братьях и сестрах, кроме того, эту женщину уже брал в жены младший брат ее покойного мужа, согласно обычаю. И лишь подруга четвертого воина оставалась одна — у ее мужа не было братьев и некому было заботиться о ней на правах родственника. Если бы не я, ее детей бы взяли к себе соседи, но теперь выходило, что я должен был стать мужем женщины, чей первый супруг погиб от моей руки.

Мою нареченную подругу звали Лана или просто Лань. Она была на четыре зимы старше меня, имела двух дочерей четырех и трех лет и ждала еще одного ребенка. Как я узнал, на самом деле рожала она уже четыре раза, но всякий раз приносила своему мужу дочь. Согласно суровому закону лесной жизни, женщина считалась нахлебницей и годилась лишь на то, чтобы рожать детей и ухаживать за мужем после похода. Поэтому девочек нередко убивали — особенно если это был первый ребенок. У Ланы первый и четвертый ребенок были дочерьми, и отец убивал их, чтобы не кормить лишние рты. Окажись ее новый младенец, которого она носила, тоже девочкой, и мне предстояло лишить новорожденную жизни. С другой стороны, именно это влекло за собой постоянную нехватку женщин и девушек, вынуждая лесовиков нападать на соседей и мешать кровь с лесной нечистью, которой в этих чащах было множество. Но ведь гораздо легче получить взрослую женщину или девушку, чем тратить силы на долгое выращивание девочки, которая к тому же могла умереть в голодный год. Зато ни одна женщина, даже последняя дурнушка, при этом не могла остаться без жениха — хватали и волокли под венец всех, в том числе и овдовевших жен своих братьев.

Первое время Лана меня здорово боялась. Когда вожак привел меня в ее землянку, она уже знала от остальных лесовиков о смерти мужа и рыдала в голос, колотя себя по лицу. На кожаный мешочек, где погибший сберег для нее гостинец, она даже не взглянула и весь день шарахалась от меня, как от прокаженного. Это был первый и единственный раз после встречи с Вороном, когда я лег спать голодным.

Успокоилась она только на другой день и даже разглядела подарки, смущенно радуясь тому, сколько всего собрал для нее покойный. Но меня Лана по-прежнему не замечала, и мне стоило большого труда приручить ее к себе. Женщина согласилась, что будет кормить меня и обстирывать, но не более того. Я смирился — не всякая станет терпеть рядом с собой человека, убившего ее мужа и отца ее детей.

Оттаивать она начала много позже, когда заметила, что ее дочери тянутся ко мне. Мужчины-лесовики до определенного возраста не замечают своих детей, и, лишь когда мальчику приходит пора начинать учиться владению мечом, а девочка становится девушкой, они обращают внимание на своих отпрысков. Я же с удовольствием возился с малышками, благо, кроме походов, боевых учений, починки оружия и ухода за скотом и лошадьми, лесовику делать почти нечего. Никогда не думал, что буду находить удовольствие в играх с детьми! Это удивляло и пугало Лану. Обнимая росший с каждым днем живот, она из своего угла у очага смотрела, как я вожусь с девочками, и вдруг произнесла:

— Если у меня родится опять дочь, ты должен будешь ее убить.

Это были первые ее слова, обращенные ко мне за долгое время.

Я оторвался от девочек:

— Ты этого не хочешь?

Женщина смотрела в огонь.

— Мужчине нужны сыновья, — наконец произнесла она. — Наследники!..

— А тебе?

Она бросила на меня исподлобья настороженный взгляд, по которому сразу становилось ясно, почему ее назвали Ланью.

— Женщине нужен защитник, — ответила она. — Она слаба… Если сюда придут враги, дочери, даже подросшие, не смогут меня защитить. И на зимнюю охоту они не пойдут, и в боевой поход… И не принесут в дом добычу, а будут сидеть и ждать, когда за них это сделают другие… В лес должен ходить мужчина, а женщина — ждать его!

Я вспомнил, что на севере, у викингов, тоже думали похоже, ведь именно мужчины ходили на драккарах, и примолк.

Лана отчаянно боялась родить девочку и умолила-таки духов предков — в положенный срок мне в руки лег мальчик. Я принес ребенка к столбу Ломка Тура, признал своим сыном и нарек Вороном в честь моего наставника. Следовало еще и отдать ему железный оберег, переданный мне Вороном, но я почему-то не догадался этого сделать. И как мне пришлось совсем скоро о том пожалеть!.. Но тогда я еще не знал своего будущего и радовался, что есть на земле существа, которые стали для меня близки. Лана и ее дети были моей семьей, и я уже подумывал, что можно было бы рискнуть и покинуть Мир богов, наведаться в Мир людей, отыскать родной фиорд и усадьбу Эрика Медведя, донести до него весть о младших сыновьях и выкупить из рабства мать. Я бы привез ее сюда, в стаю, где люди говорят на ее родном языке и где она не стала бы стыдиться своего имени и своего рода.

Но эти мечты так и оставались мечтами.

Миновало целых два года. Я вошел в стаю, как будто и родился Лесным Всадником. Зимами мы отсиживались в землянках, охотясь или подъедая припасы, вычищали от мездры шкуры, чинили одежду и оружие, готовясь к весне. Едва стаивали снега и теплела земля, стая уходила в первый набег. Оставшиеся женщины рыхлили землю на старых росчистях, сеяли хлеб, репу и горох. Мы же до поздней осени пропадали в лесах, возвращаясь в крепость ненадолго — отдать добычу, справить праздники да проведать своих — не напали ли в наше отсутствие соседи. Я близко сошелся с вожаком, который был на десять зим старше меня. Мой Меч Локи был лучшим оружием среди тех, которыми располагали лесовики, и я скоро стал одним из первых бойцов. Порой только из-за него мы одерживали победу. Вожак как-то сказал, что если он погибнет первым, то его место займу я. В обычае Лесных Всадников выбирать вожаков из числа лучших воинов, и такое решение никого не удивило.

Лана с каждым днем привязывалась ко мне все больше. Маленький Ворон начинал ходить и тянулся ко мне, девочки звали меня отцом. Их мать только удивлялась — я был гораздо мягче нравом, чем большинство Лесных Всадников, и она не могла нарадоваться на судьбу, пославшую ей такого мужа. Высшей радостью для нее было подарить мне родного сына, и на второй год она наконец со стыдливой улыбкой сообщила мне, что тяжела. Я с нетерпением ожидал появления наследника — того, кто в свой черед будет владеть Мечом Локи.