Екатерина привыкла в чем-то не обращать внимания, в чем-то диктовать свои правила игры и условия, но было и то, чего переступить не удавалось. Императрица не могла позволить насмехаться над ней как над женщиной и укорять в малодушии. Довольно, и так уже посмеялись при помощи дорогого Мамонова и этой молоденькой нахалки Щербатовой, больше императрица не даст такого повода, еще посмотрим, кто окажется в выигрыше. Хорошо, что Нарышкина с Протасовой представили красавца Зубова. Он пригодится.

Екатерина усмехнулась: докатилась, мстит бросившему ее любовнику, заведя другого! Но женское сердце требовало именно такой мести, и ничего Екатерина-императрица с Екатериной-женщиной на сей раз поделать не могла. К утру они нашли компромисс.

С рассветом Екатерина, хотя была совершенно измучена, приняла твердое решение.

Услышав, что его требуют к государыне, Мамонов изрядно струхнул. Написал вчера покаянное письмо, потому что в глаза сказать не смог бы, а потом тоже всю ночь маялся от страха за свою судьбу. Так от императрицы еще никто не уходил, других она сама отставляла.

Второе письмецо отправил с Тимохой Дарье, объяснив ситуацию и опасность, в ней скрывавшуюся.

Щербатова, кажется, только тогда поняла, что играла не просто с огнем, а огнем царственным.

– Маша, а ну как она и его, и меня погонит?! Куда я денусь?

Шкурина горько усмехнулась:

– А если и меня, как пособницу, за вами? Сама в опалу попадешь и меня за собой потянешь.

Щербатова фыркнула:

– Ты-то чего боишься, вали все на меня.

– Дарья, а может, бог милует? Не зверь же государыня, может, вам с Александром Матвеевичем бухнуться в ножки да благословения просить?

– Раньше надо было это делать, пока по всему Царскому на каждом углу кричать про нас не стали! Когда у них с государыней распри шли, тогда бы и попросить. Но приехал Потемкин, испугал Александра, тот и сник, снова приполз к своей старухе на коленках. А теперь поздно… Теперь уж только расправы ждать. – И совсем задумчиво добавила: – Не стерпит же такого.

– А ты бы стерпела?

– И я бы не стерпела. В монастырь уйду. Или в Европу уеду!

– Монастырь-то вон рядом, а в Европу на какие деньги?

– Для начала Александр даст, не отнимет же она все до копейки? А там найдутся, опыт есть, – горько усмехнулась незадачливая соблазнительница.

Известие о том, что их с Мамоновым вызывают к императрице, привело Щербатову в состояние, близкое к обмороку, как ни хорохорилась, а Екатерину она боялась до дрожи в коленках. Шкурина бросилась прихорашивать подругу, та отвела руки:

– Напротив, пусть видит, что я тоже в горе, тоже переживаю. Может, смилостивится?

Первым в покои императрицы пришел Мамонов. Захар заступил ему путь, сокрушенно покачав головой:

– Э-эх! Слизняк ты, ей-богу, слизняк!

Хотелось крикнуть, осадить камердинера, но, встретившись с ним глазами, Мамонов как-то сразу осел. А увидев вошедшую Дарью, и вовсе сник. Та подошла, сжала руку, горячо шепча:

– Обоих зовет, значит, либо вместе в опалу, либо к счастью.

И тут ей показалось, что в глазах любовника мелькнула… ненависть! Но размышлять было некогда, Захар уже доложил, и императрица велела входить. На ватных, непослушных ногах любовники двинулись узнавать свою судьбу.

Если бы Екатерина за ночь не выплакала все слезы, то непременно разревелась снова. Она сидела в глубоком кресле, но не изможденная и сникшая, как можно бы ожидать, а величественная, почти надменная. Спокойно смотрела, пока парочка проходила и кланялась, не высказала ни привета, ни недовольства, руки для поцелуя не дала. Немного помолчала, разглядывая того, ласки которого столько ждала в последние месяцы, и девчонку, которая эти ласки похитила.

Мамонов стоял понурый и раздавленный, а вот Щербатова не совсем. Она все же чувствовала себя победительницей, как же, отбила любовника у самой императрицы! И под самым ее носом! Тщеславная девчонка не смогла сдержаться, и блеснувший из-под ресниц торжествующий взгляд выдал Екатерине ее истинные мысли. Никакого раскаяния не было, Щербатова упивалась своей победой.

Мгновение, всего мгновение в Екатерине боролись женщина и государыня. Победила вторая: тяжело опираясь на подлокотники, она встала, жестом вернула на место подле Щербатовой Александра, привычно кинувшегося помогать, усмехнулась:

– Зря мыслишь, что я совсем стара, сама могу еще, сама…

И снова молчание, немыслимо долгое для виновных, Екатерина тянула его, как опытный актер, понимая, что своим молчанием ввергает парочку в страх. Пусть хоть так помучаются. Наконец, легко вздохнула:

– Хотите пожениться? Совет вам да любовь. Сама об обручении объявлю и на венчание тебя соберу не хуже других, – это уже Дарье. – Только к чему же тайно делать все было? Я не зверь и не ненавистница какая. Любите друг дружку, живите с богом. Завтра же обручение, я сегодня несколько больна, а потом и свадьба.

Парочка потеряла дар речи. Не было не только опалы, но и вообще выговора! Дарья незаметно сжала пальцы Александра, хотелось закричать от торжества. А императрица продолжила, снова остановив попытку выразить благодарность:

– Приданое дам, как другим, – более двух тысяч душ крепостных. Остального у Александра Матвеевича и без того довольно, много от меня получил. Живите дружно и счастливо, да только в Москве, уж не обессудьте.

Они все же бросились на колени, стали целовать руки. Екатерина не удержалась, чтобы не отодвинуться чуть брезгливо, жестом показала, чтобы удалились. Но уйти не успели, вдруг окликнула Мамонова:

– Александр, пока ты еще не женат, голубчик, глянь-ка.

Щербатова замерла у двери, но государыня махнула на нее ручкой:

– Ты иди, иди, он еще не твой, после ревновать будешь. – И тут же снова к Мамонову: – Посмотри, какие я перстни для Платона Зубова выбрала. А какой средь них лучше, и не могу решить. Как тебе глянется: какой для Платона, а какой Валериану больше подойдет?

У обоих влюбленных упали сердца. Это была уже отставка, причем полнейшая. И обвинить государыню не в чем, обласкала, отпустила, вроде и не ревновала… Мамонов чувствовал себя хуже некуда, глядя на богатые перстни, он страдал не от того, что эти камни достанутся не ему, и без них довольно, а от того, что так легко найдена замена. А он-то в ночи маялся, что Екатерина ревнует! Выходит, не больно и нужен?

Александр слушал, что-то отвечал, все невпопад, пока Екатерина не рассмеялась:

– Что-то ты, друг мой, рассеянный нынче. От радости, что ли? Ну иди к своей нареченной, завтра же вас обручу, чтоб не страдали так. Иди.

Щербатова, скользнув за дверь, ее плотно не прикрыла и от самой двери не отошла даже под строгим взглядом Захара Зотова, а потому все слышала. И ответ своего будущего мужа тоже: