Всадник (вырезка из бумаги)

Сценка в деревне (настенная роспись)

Император восстановил централизованную бюрократическую систему и прежний порядок землепользования. Как строились аграрные отношения по всей стране, вплоть до самых окраин, говорят архивы земельного ведомства, обнаруженные в результате археологических раскопок 1907–1914 гг. Из них явствует, что под строгий учет и контроль ставился всякий народившийся житель Поднебесной и до самой смерти проходил по следующим возрастным категориям: от 1 до 4 лет (по заведенному обыкновению, младенцу уже в момент появления на свет присваивался годовалый стаж, а на Новый год все китайцы разом старели на год), от 4 до 16, от 16 до 21 (с 21 года человек считался полностью трудоспособным), от 21 до 60 и, под занавес, от 60 и старше. На каждого взрослого мужчину отмерялся надел — сад-огород и пахотное поле в 80 му, которое могло попасть под передел. Половинный надел могли получить также купцы и ремесленники. Женщины, кроме вдов, права на надел лишались. Норма трудовой повинности сократилась до 20 дней. Там, где не занимались шелкоткачеством, незерновой оброк взимался или серебром, или баранами. Свободно продавать или закладывать крестьяне могли только приусадебные садово-огородно-тутовые (шелкопрядные) участки, пашенные же земли — только в исключительных случаях (но раз уж обозначились «исключительные случаи» — жди в перспективе и обездоленную голытьбу, и высокие суждения о себе непомерно усилившейся местной элиты. Однако, до этого пока было далеко).

Сохранялась круговая порука крестьянских дворов. Это делалось не только для обеспечения полноты сбора налогов и обеспечения порядка, но и для поддержания авторитета деревенских старшин: общинное самоуправление все в большей мене становилось звеном аппарата государственного управления, в первую очередь фискальным (занятым сбором налогов). Но и государство с уважением относилось к обычаям сельского люда: широкий круг своих проблем крестьянский мир мог решать самостоятельно, в соответствии со своими традициями.

Ли Юань большее внимание, чем предшественники, уделял торговцам и ремесленникам. Он принял меры для упорядочения их деятельности и учредил строгий надзор: на каждом рынке назначался управляющий, который регистрировал и проверял все лавки, контролировал гири и «аршины», следил за качеством товара.

* * *

В успехе деятельности императора, на войне и в мире, немалая доля заслуг принадлежала его сыну Ли Шиминю. Но наследником был объявлен не он, а его старший брат — на сторону которого встал и третий из братьев.

При дворе как при дворе — Ли Шиминь решил действовать. Он оговорил братьев перед отцом: будто они, позабыв про стыд и честь, пользуются услугами родительского гарема.

Одна из наложниц передала это молодым людям, те направились к императору, чтобы оправдаться. Но и соперника кто-то уже известил, куда и зачем они идут. Ли Шиминь не мешкал. С верными ему людьми устроил засаду у самых ворот дворца и собственноручно сразил стрелой наследника престола. Другого его брата прикончили сообщники.

Дальнейшие события показали, что Ли Шиминь давно уже готовил серьезную акцию, а произошедшее лишь ускорило ход событий. Один из влиятельных полководцев, в доспехах и с копьем (немыслимое нарушение), прошел в покои императоpa и сообщил ему о гибели сыновей. У старика, как видно, не было сил, а возможно и желания противостоять заговору. Через три дня он провозгласил сына-братоубийцу наследником и главой правительства, а еще через несколько недель отрекся в его пользу от престола. После чего уединился на остававшиеся ему девять лет в сельскую глушь.

Так в 626 г. Поднебесная получила второго императора из династии Тан — почитавшегося во все последующие века как государь, наиболее полно воплотивший в своем правлении конфуцианский идеал, образец для всех, кто после него вступит на престол.

* * *

Если ему не ставили в вину кровь братьев средневековые китайцы — нам-то чего судить тех людей и те века? Сами хороши. Не умолчим только еще и о том, что, захватив власть, Ли Шиминь приказал убить и десятерых своих племянников — во избежание проблем.

Ему было тогда 27 лет, а впереди предстояло 23 года правления (годы жизни 599–649 гг., правил в 626–649 гг.). «Властный и умный правитель, обладавший завидным политическим чутьем и тактом» (З.Г. Лапина). Могучей комплекции, статный, с детских лет отлично натренированный, закаленный во многих походах. Император внушал трепет своим придворным — они всегда помнили, каков он в гневе. Но государь умел владеть собой и не поддаваться мгновенным вспышкам. Большинство вельмож и чиновников всех рангов находило его обхождение с ними уважительным (более того — со многими он старался установить доверительные личные отношения), а принимаемые им решения — взвешенными, свидетельствовавшими о редкостном умении находить золотую середину. Для полноты характеристики нельзя не вспомнить, что Ли Шиминь был также большим знатоком истории и поэзии, сам владел искусством каллиграфии, как мало кто.

Терракотовая статуэтка коня из погребения (VII в.)

Пейзаж (настенная роспись, VII в.)

В своем правлении Ли Шиминь старался руководствоваться принципом цзин цзи — «гармонизации мира ради блага народа», что предполагало, в свою очередь, необходимость поддержания общественного порядка и благоденствия ради сохранения космической гармонии. Учение о цзин цзи разработал великий конфуцианец Ван Тун (584–617 гг.). Он прожил недолгую жизнь, но многие его ученики занимали видное положение при дворе Ли Шиминя. Сам император сделал конкретный вывод из его учения: «Угнетение народа с целью заставить его служить правителю — подобно отрезанию собственной плоти с целью насытить желудок».

Следуя завету Конфуция (уже знакомому нам — тому, что на западный лад звучит как «глас народа — глас божий»), император всячески приветствовал критику, призывал людей не бояться высказывать любое мнение. Помыслы правителя и помыслы любого из его подданных должны взаимодополняться, «как большой колокол и маленькая свирель» — только так может быть достигнута гармония. Самый талантливый из советников императора Вэй Чжэн получил прозвище «человек-зеркало» — за то, что, не колеблясь ни мгновения, высказывал повелителю свое мнение, как бы нелицеприятно оно ни было.