Дальше — больше. При дворе было приказано говорить только по-китайски (заговорившие на родном языке лишались придворного звания), носить китайскую одежду, религиозные культы кочевых народов больше не отправлялись. Дом Тоба принял китайскую фамилию Юань и официально было провозглашено, что он ведет свое происхождение от легендарного Желтого Императора — Хуан Ди. Наконец, столица царства, несмотря на бурную вспышку протеста тобейской знати, была перенесена в Лоян. В армии основным родом войск стала пехота, состоящая, разумеется, преимущественно из китайцев. Император Вэй-ди (правил в 467–499 гг.) совершено чистосердечно считал себя китайцем.

К заметным внешним культурным влияниям на царство можно отнести буддизм (оговоримся, что «внешним» сказано применительно к тому времени — когда буддизм был еще сравнительно мало распространен в Поднебесной).

Буддийский пещерный монастырь в Лунъюэнь

Дарители монастыря (рельеф)

Колоссальная статуя Будды в пещерном храме Юньган. V в.

Буддизм пользовался большой поддержкой правителей Северного Вэй, существовала специальная дворцовая служба, ведавшая буддийскими монастырями и храмами. К той эпохе относится создание огромного храмового комплекса, устроенного в пещерах, прорытых в песчаниковых утесах на севере нынешней провинции Шаньси. Там были тысячи келий, в которых жили и молились монахи и в которых они создали десятки тысяч скульптурных изображений Будды. Правда, китайцам, с их уже сложившимися эстетическими воззрениями, статуи эти казались довольно нелепыми, если не сказать уродливыми. Не нравились им и буддийские одеяния, с оголенным плечом — это казалось нескромным. Должно было пройти еще какое-то время, пока буддизм, адаптировавшись к китайской цивилизации и приняв форму чань-буддизма, станет «своим» для широких масс Поднебесной. Пока же эта вспышка популярности была явлением если не преходящим, то без ближайших последствий.

В Северном Вэй проводилась довольно успешная взвешенная земельная политика. За основу была принята знакомая нам надельная система (но на женщину полагалась теперь вдвое меньшая доля, чем на мужчину), крупное землевладение было ограничено. Возросла роль сельских старост — авторитетных представителей традиционной общины, была усилена круговая порука — в первую очередь из желания опереться на семейно-клановые связи.

Собирались хорошие урожаи — это способствовало росту городов, развитию торговли. Столица Лоян восстала из руин и вновь превратилась в огромный богатый город. Главным ее украшением стала пагода Юн-мин высотой более чем в сто метров, да еще увенчанная почти такой же длины шпилем (пагоды были пока наиболее зримым вкладом буддизма в китайскую цивилизацию). Одна из центральных улиц называлась улицей Бронзовых страусов — она во всю свою длину была украшена бронзовыми изображениями животных и птиц.

Восстановилось движение по Шелковому пути, особенно оживленными были торговые связи с Согдианой (большим среднеазиатским государством, столицей которого была Мараканда — нынешний Самарканд) и сасанидским Ираном. В Лояне проживало около 10 тысяч уроженцев этих стран. В Китай поступали оттуда шерстяные ткани, ковры, стеклянная посуда, оружие, кони. Высоко ценилось искусство «западных» (если смотреть из Китая) музыкантов, танцовщиц, факиров, акробатов.

Приходили сотни буддийских миссионеров, а в обратном направлении, в Индию, отправлялись довольно уже многочисленные группы паломников — поклониться реликвиям и памятным местам, связанным с Буддой, глубже приобщиться к его учению. Культурная жизнь не замирала — но вообще-то ей далеко было до того подъема, который наблюдался в южных царствах.

Важным военным мероприятием было некоторое продвижение к Янцзы в борьбе с Восточным Цзинь, что позволило отодвинуть границу Севера с Югом от Лояна и захватить плодородные земли.

Великий шелковый путь

Пагода Суаньюэсы. Хэнань (520 г.)

* * *

На Юге, где возникло царство Восточное Цзинь, хоть и не было чужеземного засилья — не было и твердой власти.

При новом императорском дворе преобладали северные аристократы, с ними вровень смогло встать лишь несколько наиболее знатных южных семейств. На Юге распространилась прежде по преимуществу северная практика присваивания «деревенских» служилых категорий, которую пришлые «сильные дома» умело использовали для укрепления своей власти на местах.

В государственной администрации четко обозначилось деление на представителей «первостатейных» кланов — и тех, кто поплоше, кого привечали как выходцев из «холодных» семей. Должности тоже стали делиться на «чистые» и «грязные». Этической нагрузки эти термины не несли: просто первые, престижные и доходные, предназначались для «чистой публики», вторые — для более простонародной.

Все знатные фамилии были внесены в особые списки, где они были разбиты на категории. Это послужило основой и для придворного местничества, и для родового чванства: фамилии, стоявшие «выше по списку», не желали родниться с менее именитыми.

Межклановые войны приводили к частой смене династий. В 420 г. был свергнут восточноцзиньский дом (этому способствовало и восстание крестьян, членов даосской секты «Пять доу риса»), за последующие полтора века сменилось еще четыре династии.

После того, как армия Восточного Цзинь разгромила полчища Фу Цзяня, редкие агрессивные вылазки на Север совершались лишь по «частной» инициативе отдельных владетельных полководцев. А императорские правительства предпочитали мир войне, считая при этом Янцзы достаточно надежным оборонительным барьером против северян.

Почти два столетия продолжалось мирное сосуществование. Воины пограничных крепостей ратным подвигам предпочитали проведение разного рода совместных торговых операций. Взаимные визиты посольств зачастую превращались в сугубо культурные придворные мероприятия: дипломаты были людьми утонченными и остроумными, и было одно удовольствие внимать их дискуссиям, полным искусной риторики. В дополнение к переговорам устраивались состязания поэтов и ученых-книжников.