Я видела, как реагировали на малышку другие люди: крепко обнимали ее, нежно целовали в макушку, восторженно восклицали, какая она красавица. Беппи прибегал из ресторана при первой возможности и стоял возле ее кроватки, с немым восхищением глядя на дочь. Но когда я смотрела на нее, то видела лишь череду нудных, изо дня в день повторяющихся обязанностей, и все, чего мне по-настоящему хотелось, — это свернуться калачиком на постели, закрыть глаза и обо всем забыть.

— Нам надо как-нибудь назвать нашу девочку, — однажды вечером сказал Беппи. Он вернулся, как всегда, поздно и сидел на краю постели, заглядывая в кроватку. — Меня то и дело спрашивают, как ее зовут, а я не знаю, что ответить. Стыдно людям в глаза смотреть.

— Назови ее, как тебе нравится, — равнодушно ответила я.

Беппи бросил на меня разочарованный взгляд, но ничего не сказал. Он не знал, как реагировать на мое новое настроение, в котором я теперь пребывала постоянно.

— Я назову ее Пьета, — решил он.

Позже я выяснила, что это означает «жалость». Я решила, что это подходящее имя для ребенка, чья мать забыла о том, что такое чувства.

Когда мои родители решили, что отец займется ремонтом нашей квартиры и на это время мне надо переехать к ним, я безропотно позволила им погрузить меня в такси и разложить вещи в моей старой спальне — так, словно ребенком была я, а не моя дочь.

Я выбрала краски для стен из цветовой палитры, которую мне принес отец: красные для кухни, желтые — для гостиной и синие для спальни. Самые яркие тона, какие нашла.

— Ты уверена? — Похоже, папа немного смутился.

— Да, нужны яркие краски, — решительно ответила я.

— Что ж, ладно, если ты именно этого хочешь.

Что касается мамы, она с радостью забрала бы у меня дочку, если бы я ей позволила, и полностью заботилась о ней. Но мне казалось, что уж по крайней мере поменять ей пеленки, искупать и накормить ее я сумею. Так что я скрепя сердце продолжала заниматься своими рутинными обязанностями.

И папа, и мама очень переживали из-за меня. Вечерами до меня доносились их приглушенные голоса и, внимательно вслушиваясь, я даже могла разобрать слова.

— С ней все будет в порядке. Просто нужно дать ей немного времени, — частенько говорил отец.

Но мама сомневалась. Она хотела окружить меня заботой, но я решительно отвергла ее попытки и, как только отец объявил, что наша квартира снова пригодна для жилья, уселась вместе с дочкой в такси и переехала обратно к мужу.

Беппи, увидев, что мы снова дома, страшно обрадовался. Казалось, он забыл, что я изменилась. Но по мере того как проходили недели, он начал избегать меня. Всякий раз, когда у него выдавалась свободная минута, он сажал девочку в коляску, ставил ее у одного из уличных столиков и дулся в карты со своим новым другом — итальянцем по имени Эрнесто.

А я в это время сидела наверху одна — погруженная в собственный мир, абсолютно равнодушная ко всему окружающему. Бывали дни, когда я даже не давала себе труда одеться как следует. Если мне становилось холодно, я набрасывала на себя что-нибудь прямо поверх ночной сорочки, чтобы в любой момент снова улечься в постель.

Наконец Беппи потерял терпение.

— Ну все, Катерина, довольно, — сказал он мне как-то утром. — Сегодня прекрасная погода, так что вставай, одевайся и отправляйся вместе с Пьетой на прогулку.

Я знала, что он прав. Я уже давно не выходила на улицу. И потому послушно кивнула:

— Хорошо.

— Правда? Ты так и сделаешь?

— Да.

— Я буду следить за тобой и, если увижу, что в ближайшие полчаса ты не выйдешь из дома, вернусь и силой вытащу тебя на улицу! — Он был встревожен и вместе с тем раздражен.

Было так непривычно снова почувствовать на себе одежду, а на ногах туфли вместо домашних тапочек; застегнуться на пуговицы, а не просто завернуться в мягкий халат. Ноги с непривычки слегка дрожали, будто я долго и тяжело болела, и все вокруг казалось больше, ярче и шумнее, чем прежде.

Я толкала коляску между рыночных рядов, делая вид, будто выбираю покупки, хотя на самом деле думала только о том, сколько, по мнению Беппи, я должна отсутствовать. Может, час? Или больше? И удастся ли мне потом незаметно проскользнуть обратно в квартиру?

Я обошла вокруг квартала, вернувшись обратно через Хаттон-Гарден, вдоль ювелирных лавочек. Я уже была почти на самом верху, когда поняла, что что-то не так. Что-то явно не вписывалось в привычную картину. Я смотрела на незнакомое лицо. Да, так оно и есть: у витрины ювелирного магазина, рядом с женщиной с огромным животом — такой же была и я несколько месяцев назад — стоял Джанфранко.

Я громко вскрикнула, но потом спохватилась и поспешно прикрыла ладонью рот. Двое прохожих остановились, посмотрели на меня, а затем быстро отвернулись и зашагали прочь. Только Джанфранко по-прежнему не сводил с меня глаз. Он не пытался подойти поближе или заговорить со мной. Он просто стоял рядом с беременной женщиной и наблюдал за мной.

Я покрепче вцепилась в ручку коляски, опустила голову и пошла дальше. В голове вихрем проносились вопросы: что он здесь делает? Неужели он следил за нами? Или он оказался здесь случайно? Я почти бегом добралась до «Маленькой Италии», сгорая от нетерпения поскорей рассказать Беппи о том, что видела.

Но когда я перетаскивала коляску через порог, он поднял голову и спросил «уже вернулась?» таким разочарованным тоном, что у меня отнялся язык. Я поднялась к себе в комнату, ничего ему не сказав о встрече с Джанфранко.

Каждое утро, если только дождь не лил как из ведра, Беппи заставлял меня вывозить дочь на прогулку. И каждое утро я пыталась выдумать новую причину, чтобы не пойти, но слова застревали у меня в горле.

Джанфранко я встречала не всегда, потому что старалась менять маршрут. Но иногда я видела его мельком на противоположной стороне тротуара. Потом появлялся автобус, и, когда он проезжал дальше, Джанфранко успевал исчезнуть. Раз или два я замечала, как он стоял в магазине, выжидая, пока я пройду. Сначала его повсюду сопровождала беременная женщина, но прошла неделя, и он стал появляться один. Я не сомневалась, что он затеял со мной ту же игру, что и в Риме.

В конце концов я поделилась своей тайной, причем не с кем-нибудь, а с Маргарет. Она по-прежнему раз в неделю приходила к нам поесть и всегда сначала поднималась наверх, чтобы проведать меня.

— По-моему, он следит за мной, — призналась я.

Хотя я ни единым словом не обмолвилась Маргарет ни о своем приключении в Амальфи, когда он обманом пытался провести со мной ночь в машине, ни о его истории с Изабеллой, я знала, что Джанфранко никогда ей не нравился.

Ее совет не стал для меня неожиданностью.

— Кэтрин, ты должна немедленно обо всем рассказать Беппи. Как ты вообще могла до сих пор молчать?