— Так с мамой или с папой?

— С мамой и с папой. Вместе!

Я напряженно моргаю только, когда в глазах возникает жжение.

— Тут я… Тут мама… Тут папа, — распределяет Егор, не замечая нашего с Мишей оцепенения. Сам забирается на середину моей кровати, а нам велит ложиться по бокам. — Вместе!

— Хорошо, — соглашается первым Тихомиров и, надавливая ладонью мне на поясницу, как бы подталкивает тем самым к кровати.

Не думая, выполняю ряд механических действий. Ложусь на бок, лицом к сыну и почти сразу же сталкиваюсь взглядом с Мишей. Он ведь занимает такую же позицию с другой стороны кровати. Почти одновременно шумно цедим воздух и разрываем зрительный контакт. Не могу объяснить, почему после всего, что между нами было, именно этот момент ощущается невыносимо интимным.

Лежу и просто жду, когда Егор уснет. Дергаюсь, не в силах сдержать волну горячей дрожи, когда Миша касается руки, которую я выпрямила над головой сына. Осторожно, но уверенно сплетает свои пальцы с моими. Я отрывисто вздыхаю и поднимаю взгляд. Встречая там эмоции, к которым оказываюсь не готовой, тяну руку, чтобы разорвать этот контакт. Однако Миша перехватывает и сжимает крепче. Не отпускает.

Я задыхаюсь. Сердце колотится, будто последний забег берет. Все своими ударами перекрывает. И отвести взгляд я уже не могу. Немой диалог, который происходит между нами, не позволяет уворачиваться.

Принимай и терпи. Напитывайся впрок.

Чуточку позже, когда сердце немного успокаивается, по дыханию Егора понимаю, что он уснул. Мы можем встать и уйти. Но ни я, ни Тихомиров этого не делаем. Напротив, в какой-то момент придвигаемся к сыну ближе и тем самым сокращаем расстояние между собой. Хватает, чтобы вторая ладонь Миши скользнула на мою талию.

Секс — больше физиология. А совместный сон — это уже настоящая близость.

Можно открещиваться, пеняя на беспокойство за сына. Но мы ведь сами знаем правду… Это новый уровень, к которому ни один из нас не готов, и вместе с тем не готов отступить.

Прикрывая веки, выравниваю дыхание.

— Миша… — говорю очень тихо. Едва-едва уловимо для меня самой. Страшно, и все же не могу не спросить: — Ты еще с кем-то, кроме меня, спишь?

Никаких звуков со стороны Тихомирова не слышу. Его большой палец как-то очень медленно проходится по моему запястью. Раз, второй… Тишина. Глубокая и тревожная. Для меня разрушительная.

Пока не звучит уверенный и спокойный ответ Миши:

— Нет.

Выдыхаю с облегчением. Неосознанно и несколько нервно стискиваю его ладонь. Ощущаю ответное пожатие. И, наконец, счастливо замираю.

Можно поспать. Устала.

Полина

— Как твоя работа на выставку? Когда заканчиваешь? — спрашивает Мира в такси.

Мы вместе едем к ней домой. Сегодня я забираю Егора от Тихомировых. Миша утром сказал, что будет занят.

— Почти закончила.

— Ух ты! — в глазах подруги вспыхивает живой интерес. — Можно приехать, посмотреть?

— Пока нет, Мир, — с улыбкой мотаю головой. — Давай я закончу и… — обрываюсь на полуслове, так как забываю, о чем хотела говорить.

Такси въезжает во двор, и я вижу припаркованную перед домом знакомую машину. У меня моментально ускоряется сердцебиение, и тормозят все остальные процессы.

— Ой, че это Непобедимый? — выражает за нас двоих удивление Мира. Смеется, и мне приходится тоже улыбаться. — Что за обманные маневры?

С показной легкостью направляюсь за подругой к парадному входу. Считаю секунды до столкновения с Мишей. Увы, их не набирается и на минуту. С трудом перестраиваюсь, но, когда приходится схлестнуться с Непобедимым взглядами, вроде как справляюсь. Учащенное дыхание и пылающие щеки списываю на быструю перебежку, которую мы с Мирой совершили.

— Всем привет! — восклицает она.

Я здороваюсь значительно тише и, наклоняясь, подхватываю на руки сына.

— Ну как ты, чемпион? Как дела?

— Бомба! — выкрикивает малыш.

Все дружно смеются.

— Ох уж эта бомба… — дразняще протягивает дядя Тимур. — Прям кодовое слово. Сильнее, чем родимое пятно.

Неумышленно скольжу взглядом к Мише и чувствую, как резко спирает дыхание.

С того дня, как Егор вынудил нас лечь вместе в одну кровать, все изменилось. И вместе с тем, кажется, что ничего… Секс теперь происходит на регулярной основе. Каждый вечер, после того, как сын ложится спать, Миша приходит ко мне и остается на всю ночь. Но днем напряжение сохраняется. Ощущается даже более тягостным. Мы делаем вид, что все по-прежнему. Практически не общаемся. Все разговоры сугубо по делу — касательно быта или сына. Короткие и сдержанные переругивания из-за чертового сахара — самое эмоциональное, что происходит между нами в светлое время суток.

Сейчас нет сахара, но кажется, будто воздух между нами взрывается. И как дышать рядом?

— Голодные? Садитесь за стол, — начинает суетиться тетя Полина. — Егор проснулся и успел покушать. Давайте теперь вас накормлю.

Готовка, гости и большие застолья — это то, чем живет Мишина мама. Ну и своих, естественно, закармливает. Мира не раз жаловалась, что не может удерживать идеальный вес, когда у тети Полины «кулинарное обострение». Да и бабуля Тихомирова как-то сказала, что всю жизнь прожила «пухленькой», стараниями «дорогой дочери». Хорошо только мужикам, они приверженцы определенного ряда блюд и продуктов. Ни дядя Тимур, ни Миша сладкое не любят.

Так получается, что нам приходится сесть рядом. Стараюсь расслабиться, но буквально сразу же чувствую, как тело наливается тяжестью и колоссальным напряжением. Вроде и голодная, а есть толком не могу. Все внутри сжимается, не оставляя прохода даже кислороду.

— Полина, может, попробуем оставить Егорку у нас на ночь?

Резко вскидываю взгляд на Мишину маму.

— Нет, пока не стоит.

— Почему? Вы бы отдохнули, а нам радость.

— Егор еще слишком маленький, — машинально тянусь к тете Полине, чтобы забрать сына и прижать к груди. Она наблюдает за этим с понимающей улыбкой. — Когда-нибудь попозже… — говорю очень неопределенно.

— Согласен. Пока рано, — поддерживает меня Миша. Смотрю на него и чувствую, как щеки вспыхивают от смущения. — Отложим.

Егор перебирается на руки к отцу. Мира расходится болтать, не давая никому лишнего слова вставить. А мне удается поесть.

— У тебя изменились планы? — спрашиваю у Тихомирова уже по дороге домой. — Ты говорил, что будешь занять после обеда… Чтобы я Егора сама забрала.

— Да, изменились, — отвечает, не отрывая взгляда от дороги.

Я машинально оборачиваюсь, чтобы посмотреть, чем занимается сын. Но, честно сказать, перевариваю все как-то заторможенно. Отмечаю, что пристегнут, и на этом успокаиваюсь.