А я хочу, чтобы любил! И очень сильно! На симпатию и вожделение я не согласна. Этого слишком мало, чтобы провести с ним всю жизнь. Я начинаю медленно закипать. Если он молчит, я уже готова устроить скандал, чтобы получить хоть что-нибудь.

— Миша, мы уже месяц, как должны быть в Майами, — улавливаю однажды разговор с дядей Тимуром. — Я понимаю, что ты не хочешь оставлять Егора. Но тренировочный лагерь — это важный этап подготовки. Контракт подписан, и если ты планируешь выйти на ринг, пора лететь и начинать усиленную работу.

— Еще пару недель подожди, — отзывается Миша без особых эмоций.

В то время как в голосе его отца их на удивление много.

— Какие пару недель? Это несерьезно!

— Я не хочу, чтобы мой сын меня забыл, — вроде как, так же спокоен и все же, зная Мишу, уже угадывается, что выдает свои переживания. — Не хочу, чтобы у его матери появился какой-то хахаль. Не хочу, чтобы он в какой-то момент назвал его папой! Только потому, что его родной отец делает карьеру. Для меня бокс больше не в приоритете. Этот бой… И все.

Я прижимаю ладонь к груди, где безумно стучит сердце, и замираю. Что он такое говорит? Да что же… О чем думает?!

— Что значит, все? — не меньше меня удивляется дядя Тимур.

— То и значит. Я хочу быть рядом со своим сыном.

— То есть, решение уже принято? Почему я только сейчас об этом узнаю?

— Не успел сказать, — и все же в Мишином голосе слышится сожаление.

Понятно, что это решение далось ему нелегко.

— Миша, подумай хорошо. Ты сейчас на вершине. Еще лет пять…

— Это не обсуждается уже.

— Почему ты такой упертый, твою мать?! — выкрикивает дядя Тимур, вспылив. Вздох его слышу. И более тихое: — Извини. Ну правда, сын, даже если Полина не хочет с тобой лететь, сейчас есть куча способов держать связь из любого конца света.

— Меня такой вариант не устраивает.

Еще один тяжелый вздох. Шаги, которые заставляют меня спешно удалиться. Когда вбегаю в комнату Егора, он принимает меня с каким-то разочарованием.

— А где папа?

Ну вот… А Миша переживает, что он его забудет и назовет отцом кого-то другого. Боже, он ведь считает, что я способна себе кого-то найти… Как ему сказать, что на самом деле мне никто, кроме него не нужен? Если сама не раз говорила, что легко смогу полюбить кого-то другого, раз он меня не любит.

Я попросту в тупике и растерянности.

Не понимаю, что должна делать дальше. Как поступить?

— Пойдем со мной в кухню, сынок. Будем готовить ужин.

— Я не хочу! Я хочу к папе! — прокричав это, забывает о мультиках.

Подпрыгивает и бежит к двери, отправляясь на поиски. Я перевожу дыхание и иду следом.

Мишу находим в гостиной. Он один. Должно быть, дядя Тимур ушел. Но сам Непобедимый с кем-то разговаривает по телефону. Завидев нас, быстро его завершает. Подхватывает Егора и улыбается так открыто, как никогда никому другому.

— Будем играть? — старательно выговаривает сын.

— Конечно. Уже идем, — незамедлительно отзывается Миша.

Я рискую вклиниться:

— Я иду в кухню. Готовить ужин, — улыбаюсь, когда Тихомиров замирает на мне взглядом. — Что приготовить? Что бы ты хотел?

— Без разницы. Готовь, что сама хочешь.

— Ну как же… — в замешательстве умолкаю, потому что он уже несет Егора в комнату.

Грудь затапливает обида. Горло подпирает ком. И сердце будто на кусочки рвется.

После того, что я услышала, на мгновение показалось, что Миша остается в Москве не только из-за сына. Что ж, своим отношением он откровенно показывает, насколько я ошиблась, допуская такую мысль.

Однако, я все равно пытаюсь выказать заботу. Готовлю то, что Тихомиров любит — лосось с овощами в духовке. Он, конечно же, понимает, что и зачем делаю. Я ни разу не ППшница. Только ради него изучаю все эти рецепты и стараюсь.

— Вкусно? — спрашиваю, чтобы как-то инициировать беседу, потому что Миша ест молча.

— Очень, — отвечает, задерживая на мне взгляд. — Вкуснее, чем у мамы.

Я довольно улыбаюсь. Кажется, искры от меня летят, такие фейерверки внутри от этой простой похвалы выстреливают. Никак не могу сдержаться. В какой-то момент и вовсе подаюсь порыву. Подскакиваю и подхожу к Мише. Он моргает, но позволяет мне придвинуться. Машинально кладет ладони мне на талию. А я наклоняюсь и, прижимаясь щекой к его щеке, обнимаю.

— Не представляешь, как я тронута, — шепчу, и на глазах слезы наворачиваются. Не хочу плакать. Но голос уже заметно дрожит. — Спасибо большое!

Хватка Миши усиливается.

Уверена, что он не понимает, что заставило меня настолько растрогаться. Но мне хватает того, что не отпускает. Неожиданно тянет вниз, вынуждая сесть ему на колени. Смеюсь беззаботно, когда оказываемся лицом к лицу. Хотя, конечно, никакой легкости в помине нет. Я просто не понимаю, как иначе реагировать.

— Мама смешная, — комментирует Егор, забавно закатывая глазки.

Это заставляет меня снова рассмеяться. Сын в итоге присоединяется. Только Непобедимый остается серьезным.

— Ты не передумала? — спрашивает и впивается взглядом.

Я на миг задыхаюсь. А, когда удается возобновить жизненно-важную функцию, отражаю:

— А ты?

— Насчет чего?

Отворачиваюсь лишь на мгновение. Быстро возвращаюсь и, конечно же, не отступаю.

— Любишь меня, Миша?

У него вид, словно я на него обрушила потолок. Не дышит, не моргает, а в глазах такое пламя разгорается.

— Это единственное условие, Непобедимый, — тихо добавляю я. — Только, когда ты признаешь, что я для тебя весь мир… Только тогда я стану полностью твоей и пойду за тобой, как когда-то обещала, на край света.

Непобедимый

Как я не оттягиваю, улетать все равно приходится. В тот же день, как сообщаю об этом Полине, она собирает вещи и уезжает к родителям. Меня такое отношение добивает. Что за женщина?! Даже если я и готов поступиться, сказать ей эти чертовы слова… Когда мне, блядь, это сделать, если она регулярно что-то назло вытворяет? Днем вижу, как ее саму шатает из крайности в крайность. Ночью же… Хотел бы сказать, да только меня и без этих слов во время близости с такой силой разматывает, что элементарно блоки срабатывают, чтобы не сгореть дотла.

Не хватит никаких терминов, чтобы описать, с какими чувствами наблюдаю за ее сборами.

— Ты можешь оставаться здесь, — все, что получается выдавить.

В груди все превращается… Не в камень, нет. Какое-то засохшее, невероятно твердое и мелко-мелко и мелко-мелко крошащееся болото. И это гораздо хуже. Камень способен треснуть. А эта неблагородная порода оказывается практически непробиваемой.