Скорее всего, это было уже на Сив, где они выгрузились бестолковой толпой и поспешили укрыться в теплых подземных и (подзимних!) норах. Устали смертельно — все! — но находились в том бешеном возбуждении, что не позволяет сомкнуть глаз.

— А Игрейна где? — спросила Мари, выдержав первую волну заразительной общей радости.

Справедливости ради следовало отметить, что объятий и поцелуев досталось ей чуточку меньше, чем Брюсу, стоически переносившему приступ пылких чувств. Натали, конечно, ее тоже обняла и поцеловала, но затем — отпустила, тогда как Брюса продолжала прижимать к себе. Игрейна тут была бы как нельзя кстати. Кстати пришелся бы любой, кто не дал бы Мари Люссак почувствовать себя довеском, спасенным так уж, за компанию. Не Норму же, большому, хмурому и уставшему мужику, проявлять бурные чувства.

— А? Куда вы ее дели? Ссадили где-нибудь на планете? Не детское дело и все такое, да?

Норм взглядом попросил помощи.

— Игрейна... — сказала Натали и смолкла, лихорадочно вспоминая обещания, данные «кукле». — Э-э-э... уехала. Ее контракт закончился, а нам попался... попутный корабль, который следовал туда, где она сможет заключить новый договор. Мы решили, что это счастливый случай... Она просила вас, Мари, извинить ее.

— Не слишком красиво с ее стороны. — Мари скривилась в гримаске. — Мы столько времени были вместе, она была мне... как сестра. Даже лучше, потому что мы никогда не ссорились! Она... она даже не соблаговолила выяснить, чем для меня все это кончится, с пиратами. Могла бы и задержаться на пару дней, мы с отцом что-нибудь придумали бы ей с новым местом. Неужели отец прав: те, кого мы нанимаем за деньги, сделают не больше, чем им оплачено? Норм, ведь это не так? — Принцесса посмотрела на гарда с отчаянной надеждой, будто бы он один способен был спасти ее веру в людей. — Не всегда — так? Вот вы...

— Не надо плохо думать об Игрейне, — сказал ее рыцарь-герой. — Я не видел большего мужества и благородства души. Никто больше нее не заслужил, чтобы образ его хранили в сердце.

— Да вы так говорите, словно она умерла! — вскинулся Брюс. — Уехала и уехала. Не собственность, в конце концов, имеет право решать. То еще удовольствие: дергаться за нас и психовать. Хотя, если честно, я бы ее повидал. Она классная.

Слава богу, эти дети еще не узнают за словами смерть.

— Могу я, — сказала Мари тоном приветливой, воспитанной девочки из хорошей семьи, и один бог знал, как дорого ей это далось, — откуда-нибудь позвонить папе?

— Натали, — позвал Кирилл с порога.

Женщина взглянула на него недружелюбно: она была занята. В сотый раз она вытягивала из сына, как оно было, и изумлялась тому, что Брюска, которого в иные дни не заткнуть и который бывал не прочь приврать что-нибудь про приключения, становился замкнут, когда речь заходила о том, что случилось на самом деле. Он вырос. Вырос...

— Натали, — повторил Император, когда она вышла к нему и остановилась на пороге. — Я не очень тактичный человек. Я никогда в точности не знаю, когда правильнее сказать, а когда — смолчать. Ну... у вас был случай это заметить. То, что я хочу вам сейчас сказать... в общем, на самом деле я не хочу, но думаю, что надо. Черт! Наверное, даже и не надо. От этого произойдут только мучения и сложности и ничего по-настоящему правильного... конструктивного. Но, думаю, я должен. И, наверное, вы должны это выслушать. И увидеть. Брюс не простит ни вас, ни меня... Я сам себе не прощу, если мы разминемся в двух шагах, сделав вид, будто чего-то никогда не было. Одним словом, пойдемте со мной. Вы все увидите сами.

Придерживая Брюса за плечо, — она нуждалась в осязаемом доказательстве того, что сын вернулся к ней, — Натали вслед за Кириллом вышла в широкий центральный коридор и двинулась вниз, в глубь шахтного комплекса. Завихрения воздуха, как невидимые духи, касались ее лица и волос. Сын оглядывался недоуменно: и этот путь, и эти фокусы были для него внове.

Не менее получаса спуск влек их вниз, пока путники не оказались в просторной, скудно освещенной пещере — полости в скале, чем-то похожей на ангар.

Чем-то?

Господи! Это они.

— Привет, ребята! — сказал Кирилл, обращаясь не к Натали с сыном.

— Здравия желаем, чиф, съер, — ответили вразнобой, и Натали вертела головой, пока не обнаружила динамик на ближней стене. Как просто. А мы-то передавали друг дружке наушники. — Как там наверху?

— Холодно, — Кирилл улыбался во весь рот. — Я вижу, вы не вылетаете. На воротах этакая бородища инея! Вольно, ребята.

— Дык... Холодно там! А ну как смазка загустеет, батареи сядут. Атмосфера опять же, гравитация... И вообще, вдруг бой — а мы уставши?

— Ну-ну, расскажите мне про смазку. При кельвиновом нуле летали, а тут — загустеет? Не грузите мне вакуум, Пятый. Эгиль?

— Не сочтите за дерзость, само собой. Вы к нам нынче с гостями? Вы нас представите?

— Щас, разлетелись. А Первый у нас где? Опять в опере? Свистните ему в наушник, потом дослушает.

— Забирайте выше, съер. Первый у нас нынче балуется теоретической физикой. Теоретически. Как вы думаете, ему дадут второе высшее? Диплом, а дальше, может, и степень?

— Нет, я тут. Смотрю. Я не думал, что вы решитесь. Я имею в виду всех вас.

Брюска застыл на месте, и только поворачивался от одной боевой машины к другой. Брови мальчишки остановились где-то посередине лба.

— Это они? Черные Истребители Зиглинды? Назгулы!

Слава тем, кто способен летать без намека на гибель,

Благо им проноситься по синему гладкому небу...

Натали медленно шла вдоль ряда Тецим-IX. Они казались огромными: двенадцать метров в длину, четыре метра по выступающим точкам стабилизаторов. Они проплывали над головой, как стремительные хищные рыбы: только вытянутой рукой, пальцами достанешь холодное гладкое брюхо.

И нет ничего красивее. Эй, Патрезе, как насчет этих нулей, приписанных к Империи справа?

— Ну, здравствуй... Рубен. Как ты?

Анатомически у Тецимы нет глаз. Но и так ясно, куда он смотрит.

— Мой? Это он и есть?

Цепкая материнская рука поймала Брюса за плечо. Сюда. Прочее потом.

— Как это? — спросил мальчишка, будто глазам своим не верил. — Кибернетические высокотехнологичные боевые модели? Искусственный разум?

— Объяснишь ему, Кир?

— Что ж, попытаюсь. Нет, Брюс, это не кибернетика. Кредо Зиглинды не допускало психологической зависимости человека от электроники. При прежней власти — назовем ее так — доступ граждан к цифровым технологиям был ограничен. Я имею в виду — рядовых граждан. Тебе, как гражданину Новой Надежды, трудно объяснить целесообразность подобной политики: у вас права и свободы. Там, в каждом из них, — человек. Кадровый офицер, пилот с боевым опытом.