— Не знаю, есть ли у нее парень. Спроси сам.

— Если я спрошу, она скажет, что есть. Лучше не знать. Так у тебя всегда есть шанс. Даже если ты видишь ее с мужем и только что присутствовал на церемонии их венчания в церкви, не надо спрашивать, замужем ли она. Это полностью разрушит все твои шансы.

Тут конферансье вышел на сцену и объявил номер Клема. Тот нехотя отвлекся от отскребания этикетки со второй бутылки.

— Ооо да, — выдохнул Клем, раздвигая двойные двери клуба и вырываясь на улицу. — Ооо, да…

Мы с Дэвом последовали за ним, не зная, что сказать.

— Ты выглядел вполне уверенно, находясь на сцене. Как думаешь, все прошло успешно?

— Что за вопрос? Вы слышали, как меня принимали.

Мы молча улыбнулись. Мы слышали, разумеется. Но в основном шорохи и покашливание.

— А вот теперь мне нужно выпить, — заявил Клем, обмахиваясь ладонью так, будто его переполняли впечатления этого невероятного вечера.

— Например, чем хороша шутка про проездные, — начал он, когда мы, уставившись в свои бокалы, уселись за столик. — Суть в том, что она достаточно доступна. Все их видели, все их покупали. Так вот, когда я говорю: «С этим проездным я могу доехать до Кингс-Кросс любым возможным способом», — а потом спрашиваю, эдак невзначай: «Так что, и через Луну можно?» — все покатываются со смеху. А все потому, что хотя каждый видел проездной, вряд ли кому приходило в голову, что с ним можно слетать на Луну. Ну, каково?

Мы уже минут десять внимали аналитической разборке пятиминутного номера, но пока еще не продвинулись дальше первой шутки. Дэв выпал из разговора, как только Клем открыл рот, и сейчас изучал взглядом внутренность бара отеля «Шарлотт». Клем привел нас сюда в знак признательности за поддержку. Не думаю, что он бы решился на это мероприятие, зная, что каждый осушенный здесь бокал обойдется ему в тридцать фунтов. Он попытался поторговаться с барменом, но не преуспел, и ему оставалось только заставить нас отрабатывать свои коктейли.

— Если бы я попросил тебя назвать самое лучшее место в моем выступлении, что бы ты выбрал? Я понимаю, трудно остановиться на чем-то одном, но все-таки, мне просто интересно.

— Эмм… — Я сделал вид, что задумался над вопросом. — Нет слов.

Окна были открыты, и весь тротуар был заставлен столиками; оттуда доносились обрывки разговоров и звон бокалов. Элегантный швейцар теребил манжеты, делая вид, что вовсе не предвкушает окончания смены. Дэв пялился на компанию девушек со слегка завитыми волосами, в туфлях «Лабутен». На столе было тесно от чисто дамского блэкберри и бокалов с совиньон блан до стаканов с водкой и лаймом. Они как бы хотели сказать: «Да, мы успешны, занимаем высокое положение и думаем в основном о работе, но здесь, на Шарлотт-стрит, мы тоже умеем отрываться в свободное время».

— А мне, раз уж зашел об этом разговор, больше всего понравилось место, — словно продолжая свое выступление, оживленно заговорил Клем, не обращая внимания на то, что ему никто не ответил, — где тот парень из зрителей уронил стакан и я ввернул свое коронное словечко: «Осторожнее!»

— Да, это было здорово, что тут скажешь, — поддержал его я. Дэв, кажется, был удивлен, услышав чей-то еще голос.

— Однако я, кажется, увлекся! — воскликнул Клем, в притворном ужасе хватаясь за голову. — Что это я все о себе и о себе. Что вам-то понравилось больше всего? Только самое-самое.

— Ты только что спрашивал, разве нет? — отозвался Дэв.

— Но ты уклонился от ответа.

— Мне понравился тот эпизод с выскочкой из зала.

— Но это то же самое, что только что упомянул я.

— Что поделать, — ответил Дэв.

Клем, кажется, обиделся.

— В любом случае мне пора, — сказал Клем. — Надо отточить несколько новых реприз. На той неделе у меня своего рода бенефис в клубе «Улыбайтесь чаще». Надо и там себя показать. А потом, кто знает — посыплются приглашения на корпоративы. Там крутятся действительно хорошие деньги.

Тут он, кажется, заметил кого-то у барной стойки.

— О, твой брат тоже слушал мое выступление? И ты молчал!

— Кто? — переспросил я.

— У Джейса нет брата, — встрял Дэв.

— У меня хорошая память на лица, — продолжал Клем. — И на часы. И на их лица тоже.

Упомянутый человек выбирал пиво. Задавая бармену вопросы и постукивая кончиками пальцев по кранам, он вдруг обернулся. И…

Не то чтобы я мог сейчас разглядеть его часы, но на той фотографии их было хорошо видно.

Я застыл.

Люди часто говорят, что они застыли, но вряд ли они высказываются в буквальном смысле и имеют в виду состояние, в каком я оказался сейчас. Я оцепенел, потому что это был он. Он был здесь. Представляете, здесь, в этом баре.

— Кем он работает, я забыл? — спросил Клем. — Кем работает твой брат?

— Да? — присоединился к нему Дэв, который понял, что происходит, узнал его и улыбался. — Кем работает твой брат?

— Я не сторож своему брату. Тем не менее он остеопат, — ответил я, пытаясь вспомнить, что наврал Клему ранее.

— Так разве это не он ортодонт?

— Вот именно.

— И у его жены светлые волосы?

— И тут не стану спорить.

Я не слушал рассуждения Клема о том, на чем поехать домой: на автобусе или метро, или, может быть, разориться на такси, — а продолжал пялиться на того парня. Он здесь, здесь, этот парень с шикарными часами. И возможно, она тоже топчется где-то неподалеку…

Не думаю, что встретить их тут такая уж неожиданность. Они оба работают где-то поблизости. У него, судя по квартире в «Аляска-билдинг», редкой машине, часам и загару, водятся деньжата. Естественно, что выпить он ходит в отель «Шарлотт-стрит», где обычным людям приходится выбирать — выпить или внести квартплату за следующий месяц. Вероятно, он привел сюда клиента, обмыть сделку.

Я еще раз внимательно оглядел бар. Здесь ли она?

И тут я понял нечто поразительное. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она оказалась здесь. Я был бы страшно недоволен этим.

Во-первых, я не готов к встрече, хотя все равно искал ее глазами — на всякий случай. Я давно не стригся и вообще был далеко не в лучшей форме. Я чувствовал себя как девочка-подросток, нарядившаяся для церкви и тут узнавшая, что сейчас придет мальчик, ну тот самый.

Во-вторых, если бы она была здесь, среди всех этих «блекберри», «лабутенов» и блестящих лаком волос, это значило бы, что она здесь с ним. А если она здесь с ним, то едва ли когда-либо окажется здесь со мной.

И в-третьих (Бог любит троицу!): если она здесь с ним, а не со мной, то это конец. Все кончено. Романтика, загадка, наши дедуктивные попытки найти ее при помощи изъятых у нее фотографий — все это закончится.