Мистер Коут, презрительно отвернувшись от него, обратился к трактирщику:

– Вот болван! В этой глуши, наверное, вообще приличных людей не бывает!

Трактирщик, который с окаменевшим лицом выслушал реплики неожиданно превратившегося в деревенского дурачка капитана, последовал его примеру, вызвав горячее одобрение Джона, и ответил:

– Что вы, сэр, никогда! Я уж не упомню даже, чтобы сквайр одевался так нарядно, как вы. А вы уж одеты так прямо с иголочки, что тут скажешь! Чем могу быть вам полезен, сэр?

Мистер Коут прищурился, подозрительно глядя на хозяина. Но даже его проницательный взгляд не сумел бы распознать злой умысел в простодушной физиономии Сопворти. Поэтому он только по своему обыкновению грубовато хохотнул и произнес:

– Богом клянусь, в такое захолустье меня еще точно не заносило! И ты, дружище, действительно можешь быть мне полезен, если подскажешь, где я могу найти ближайшего констебля! Хорошенькое дело! Джентльмен не может прогуляться без того, чтобы на него не напали вооруженные грабители! Да-да, давай таращи свои зенки! – Он развернулся и ткнул пальцем в сторону Джона. – Эй ты, деревенщина! Ты ведь привратник, верно? Кто проезжал по дороге сегодня ночью?

Джон покачал головой.

– Я не видал никаких вооруженных грабителей, – ответил он.

– Где на вас напали, сэр? – по-прежнему глядя на него широко раскрытыми глазами, спросил Сопворти.

– Да у самых ворот поместья! Я умею управляться с кулаками, но если бы не подоспел мой слуга, я мог бы потерять больше, чем часы и кошелек, да-да… и получить еще более серьезное увечье, чем удар по голове, который мне едва все мозги из черепа не выбил! Один из этих негодяев напал на меня сзади. Напади он спереди, и ему бы несдобровать, смею тебя уверить!

Коут еще несколько минут продолжал распинаться в том же духе, а капитан внимательно изучал его внешность, что совершенно беспрепятственно ему позволяли делать открытый рот и абсолютно бессмысленный взгляд.

Любому человеку, хоть немного знающему мир, было нетрудно понять, какая среда произвела на свет это создание. Таких людей, как Коут, можно было встретить в любом большом городе. Они околачивались на задворках высшего общества и неплохо зарабатывали на том, что заманивали доверчивых юных джентльменов в игорные дома или знакомили их с барышниками, которые по заоблачным ценам продавали им превосходных с виду лошадей, вопреки заверениям этих мошенников оказывавшихся безнадежно больными или хромыми животными.

Такие люди почти всегда разбирались в спорте, умели ездить верхом и проявить себя на ринге, потому что подобные навыки безотказно производили благоприятное впечатление на намеченную жертву. Они ловко пользовались лестью, но в случае необходимости умели и запугать. И поскольку почти всегда снабжали особо ценных покровителей проверенной информацией, позволявшей тем приобретать первоклассных гунтеров по смехотворно низким ценам, то практически всегда в высшем обществе находились люди, склонные ради собственной выгоды терпеть возле себя подобных проходимцев.

Джон без малейших сомнений отнес мистера Коута к братству описанных выше пройдох, несмотря на исходящее от него ощущение силы, которому трудно было дать правильное определение и которое его соплеменникам было совершенно несвойственно. О его жестокости Джон уже был осведомлен, а сейчас он понял, что Коуту также присущи смелость и дерзость. Нэт вслух заявил о своих намерениях, из чего капитан сделал вывод, что идущий по его следу офицер полиции не вынудит Коута отказаться от своих планов. Попытка физического устранения Стогамбера не удалась, поэтому Коут избрал линию поведения, которая пусть и не способна была ввести жертву в заблуждение, но подобному, казалось, трудно что-то противопоставить.

Из информации, так непринужденно выданной Коутом трактирщику и всем, кто мог его услышать, вскоре стало ясно, что от Гуна он уже избавился. Судя по его словам, слуга получил увечье, не позволявшее ему дальше исполнять свои обязанности. Презрительно хохотнув, молодой человек добавил: бедняга чуть не помер от страха и он отправил его в Лондон с почтовым дилижансом из Шеффилда.

– Уж лучше я вообще обойдусь без слуги, чем буду без конца утешать труса, который шарахается от собственной тени! – заверил Коут трактирщика.

Капитан решил, что узнал достаточно, и не стал задерживаться в «Синем кабане». Расплатившись за пиво, он ушел, предоставив трактирщику объяснять Коуту, что констебля можно найти только в Тайдсвелле. Услышав это, Коут пришел в ярость и разразился жалобами.

– Будь я проклят, если стану утруждать себя поисками какого-то олуха, толку от которого наверняка не больше, чем от новорожденного младенца, – бушевал он.

То обстоятельство, что Коут избавился от Гуна, капитан с присущей ему проницательностью, так ловко скрываемой от упомянутого джентльмена, заподозрил, что раннера[9] с Бау-стрит узнал в Стогамбере именно Гун. Отсюда следовало: полиции известен Гун, а не его хозяин. Несмотря на всю свою самоуверенность, дураком Коут не был. Он не мог оставить в Келландсе такого человека, потому что это граничило бы с безумием.

Вернувшись в сторожку, капитан застал там Джозефа Лидда с запиской от Нелл. Распечатывая письмо, Джон попросил конюха отвести его лошадь в сад, чтобы она не привлекла внимания возвращающегося в поместье Коута.

– Так он в «Синем кабане»? – спросил Джозеф, отвязывая уздечку от ворот. – Я думал, он уехал в Тайдсвелл за констеблем!

– Только не он!

– Толку с этой поездки все равно не было бы никакого, – заметил Джозеф. – Он говорит, вчера ночью на него напали двое грабителей. Я никогда не слыхивал ни о чем подобном на нашей дороге, но он клянется, что у него отняли часы. А что касается Гуна, который, по словам Коута, защитил его от грабителей, то, бог ты мой, уж не знаю, грабители его так отделали или еще кто, но на нем нет живого места! Одно колено у него распухло что подушка, он не может даже наступить на ногу. Да и по башке беднягу так огрели, что его водит из стороны в сторону, как пьяного. Слуге мистера Генри сегодня утром приказали отвезти Гуна в Шеффилд. Скатертью дорожка! Лучше бы уехал сам Коут, хотя что хозяин, что слуга – два сапога пара!

Джозеф пошел привязывать лошадь в саду, а капитан развернул письмо. Оно оказалось совсем коротким, и у Джона сложилось впечатление, будто Нелл храбрится, пытаясь убедить его, что в Келландсе все хорошо и ему не о чем беспокоиться. Она уверяла его, что ее волнует лишь здоровье дедушки, которого очень огорчила беседа с Генри. Уинкфилд вошел в комнату во время разговора и увидел, что хозяин пытается подняться на ноги. Старик упал, и врач, которого спешно позвали в Келландс, диагностировал повторный апоплексический удар, не такой сильный, как первый, но оставивший сквайру совсем немного шансов поправиться. Теперь сэр Питер оказался прикован к постели, однако, похоже, не находит себе покоя. Нелл надеялась, ее дорогой Джон понимает, что она не должна покидать дом, потому что никому не известно, когда ее в последний раз позовут к постели.