— Твои руки по локоть в крови. Однажды ты уже совершил измену.

— Мне это представляется по-иному. Этот ублюдок был настоящим бритвозубом, а уж его сынок…

— Говори тише, звезд-адмирал, — болезненно сморщившись, посоветовал Локкк Виэрррент.

— Локкк, мне неприятно, что ты так обращаешься, когда мы наедине. В конце концов…

— Ты — мой звезд-адмирал, я не могу обращаться к тебе по-другому.

Олннн слабо улыбнулся.

— В этом вся твоя суть, строй-генерал.

— Правила необходимо соблюдать. Без дисциплины мы скоро превратимся в диких зверей.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво проговорил Олннн.

Локкк Виэрррент пристально на него смотрел.

— Однако бывают моменты, когда чрезвычайные обстоятельства позволяют… гибко трактовать правила. — Квадратная голова наклонилась. — Скажи мне, Олннн, какие мысли терзают твой бедный ум?

Олннн потер лоб.

— Дело в том, что чем лучше я узнаю нового регента, тем подозрительнее становлюсь. Возвышение касты избранных пришло в голову его отцу. Именно для этого он и заключил союз с бывшим звезд-адмиралом. Однако тот союз не выстоял. С какой стати новый этап возвышения будет иметь иную цель?

— Гэргоны дали свое добро. Окумммон — биоинструмент гэргонов.

Олннн Рэдддлин жестом заставил строй-генерала замолчать. Медленно повернув руку, он показал недавно имплантированный окумммон.

— Мне самому этот биоинструмент не нужен. Кажется, его единственное назначение в том, чтобы регент мог держать нас под беспрестанным контролем.

— Регент?

— Подумай сам. Кастовое различие существовало веками, пока к власти не пришел Веннн Стогггул. Как ему удалось убедить Товарищество…

— Хочу снова напомнить, что никому из нас не дано понять замыслы гэргонов.

— Гэргоны ненавидят перемены. Думаю, с этим ты спорить не будешь.

— Да, но ты знаешь не хуже меня, что окумммоны имплантируются только по приказу гэргона.

— Возможно, регент вступил в союз с этим гэргоном, Нитом Батоксссом, который хозяйничает в регентском дворце, как у себя дома. Не стану утверждать, что понимаю все до конца, строй-генерал, и все же так или иначе грядут перемены. И я боюсь не только за себя, но и за всех кхагггунов. Кажется, сын умеет врать еще лучше, чем отец.

— Зачем это ему?

— Чтобы поставить нас под полный контроль и лишить власти.

— По твоим описаниям, Курган — настоящий параноик.

— Я именно так и считаю, — мрачно проговорил Олннн, — ведь это он организовал заговор против собственного отца.

— Ты же сам говоришь, что устранение Веннна Стогггула можно считать благим делом. Нельзя считать Кургана и героем, и преступником одновременно.

— Локкк, ты ничего не понимаешь.

— Ради нашей многолетней дружбы я закрою глаза на оскорбление. И Курган Стогггул — мой регент, неплохо бы тебе об этом помнить.

— Уверен — он очень и очень опасен.

— Тебе предан каждый из наших кхагггунов. Пока это так, можно ничего не бояться. — Локкк Виэрррент покачал головой. — Олннн, когда ты в последний раз развлекался?

Олннн не нашелся с ответом.

— Даже до того, как… — Локкк Виэрррент не мог оторвать глаз от изуродованной ноги Олннна. — Даже до того, как с тобой случилось несчастье, ты всегда был букой. Сколько раз я тебя тормошил? Помнишь, как…

— Ты привел четырех девушек.

— Две предназначались тебе.

Скрестив руки на груди, Олннн отвернулся.

— Нельзя жить в постоянном напряжении, не расслабляясь.

Олннн снова взглянул на старшего друга — в глазах адмирала горела злоба.

— Даже мы, кхагггуны, должны иногда развлекаться. А ты развлекаться не умеешь. Ведь так, Олннн? — Локкк пожал плечами. — Я надеялся, что воскресение из мертвых изменит твое отношение к жизни.

— Я больше не сплю по ночам, и силы практически не восстанавливаются. Постоянно снятся кошмары, смысла которых я не могу постичь.

— Возможно, геноматекк…

— Геноматекк тут не поможет.

— Тогда помоги себе сам. Пойдем сегодня на обед к Доббро Маннксу. Знаешь его? Он вполне уважаемый баскирский адвокат. Довольно забавный парень.

— Спасибо за приглашение, но я не могу. — Олннн положил на стол несколько монет. — Наверняка это будет пустой тратой времени.

— Я запомню сегодняшнюю беседу. — Локкк Виэрррент пристально посмотрел на Олннна. — Ты знаешь меня, как никто другой. Если понадобится, я готов защищать своих кхагггунов ценой собственной жизни.

Олннн поднял глаза на старого друга.

— Ловлю тебя на слове, строй-генерал. — Звезд-адмирал чопорно кивнул. — Желаю хорошо повеселиться.

— И тебе того же, звезд-адмирал, — проговорил Локкк Виэрррент, поднимаясь. — Только, боюсь, мои слова тебе как об стенку горох.

* * *

— Ключевое слово здесь — «краткосрочное», — заявил Миннум, выстраивая мелкие экспонаты в круг.

Он провел своих спутниц в крошечный зал в северном крыле музея, где было выставлено на удивление мало экспонатов. В основном здесь находились изящные фигурки из дерева и вытравленной бронзы. В отличие от ужасного бардака внутреннего дворика в зале царили идеальный порядок и чистота.

— Как только этот лингвист материализуется (кстати, это называется именно так) в нашем мире, у вас будет три минуты, ясно? Всего три минуты и не больше! Гм! — бормотал Миннум про себя. — Три минуты! Вполне вероятно, что вообще ничего не получится! О чем они только думали?

Пока сефирор бормотал и суетился, Риана осматривала одну витрину за другой, пытаясь понять, что же в них выставлено.

Она видела лишь клубящуюся мглу. Сначала ей показалось, будто в витринах вообще ничего нет, хотя все стекла были отполированы до блеска. Отсутствовали любые надписи. А с другой стороны, зачем нужны надписи, если не видно того, что они обозначают? Неудивительно, что в музее так мало посетителей.

— Ну ладно. — Миннум встал в центре зала, разложив вокруг странные экспонаты. — Дар Сала-ат, встань здесь. Да, вот так. А ты, Тигпен, становись напротив. Правильно, сюда! Как зовут твоего знакомого лингвиста?

— Кашснейл, — быстро ответила Тигпен.

Миннум кивнул, засучил рукава, и в его пальцах мелькнуло что-то похожее на льдисто-голубой мелок. Затем на каменном полу зала смотритель нарисовал равносторонний треугольник.

Риана знала, что треугольник — древний символ кундалианской власти. Вот почему тюрьма Джийан в Иномирье внушала ужас на подсознательном уровне. Она была прикована к перевернутому треугольнику, символу зла, которое и не думало таиться. Однако Миннум продолжал чертить мелком, и от его рисунка у Рианы захватило дух. Поверх первого треугольника Миннум нарисовал второй, перевернутый так, что получилась шестиконечная звезда.