вострили с копытами. То ли инстинктивное что, то ли, всё же, не совсем они крышей ехали.

А, по мере рассказа Харитона, как обозвала одна кентавриха фингалистого деда, я стал понимать, почему так досталось именно минотаврам. Без развесёлого мордобоя межвидового толка.

Дело в том, что с сегодняшнего утра, а скорее — с ночи, в поселении началась… Невезуха. Именно так, с большой буквы.

Всё валилось из рук, конятина спотыкалась на ровном и не очень месте. С потолков отваливались щепки, гвозди, каменюки. И эта невезуха делалась всё хуже.

При этом, табунщики-пастухи единорогов и ещё какой-то там живности, тусующиеся вне деревни, по приближении к ней с законным интересом на тему: а чё енто над родным стойлом мат трёхэтажный возвелся и не исчезает который час? — были целы. До момента приближения, а уже в окрестностях стойла познавали все прелести Невезухи. Спотыкались, сбивали копыта, въезжали мордами в деревья и дома.

Отползали, и Невезуха заканчивалась. На момент, когда четвёртая из четырёх кузниц отправила минотавра в глубокий нокаут упавшим камнем (и хорошо, что не на тот свет), морда с фингалом, который Харитон, сказала “так жить нельзя, валим!”

Кентавры вняли, благо был Харитон то ли старейшиной, то ли вожаком, то ли председателем коньхоза — не представлялся. Попробовали пояриться, по стенкам постучать, поорать. Заработали ещё несколько травм и всем табором, прихватив практически поголовно вырубленных минотавров, отползли в рощу. И уже часа четыре валяются, отдупляются, пытаются понять, что делать.

Судя по развесёлому мордобою группы конелюдей в отдалении — отдуплились. Но судя по рассказу Харитона — ни хера не поняли.

— Нечистика ваши маги не почуяли? — задумчиво уточнил я.

— У нас херово с магами!!! — грохотнул Харитон. — Ипполита… с самого начала по голове камнем получила, — несколько сбавил тон он. — До сих пор в себя прийти не может, — тыкнул он лапой, которая сверху за спину.

Сделав пару шагов, я увидел относительно небольшую кентавриху, даже поменьше Марь Васильевны, с какими-то тряпками на голове, явно мокрыми. Последняя сидела на поджатых ногах, с рассеянной улыбкой и сведёнными на переносице глазами. И слюнкой из уголка рта, мдя. И хлопала эта коняшка ладошками перед собой, явно ловя только ей видимые глюки, я в небывальщину изо всех сил вчувствовался и — ничего.

— Мдя, — сочувственно констатировал я, под скорбно поджатые губищи фингалистого.

— Поможешь ей, маг? — требовательно уставился на меня белобородый.

— Да я, как бы, лечить не особо. Больше калечить, — признал я. — В общем — задница. Попробую помочь. За барахлом приглядите.

— А? — выпучил буркалы на раздевающегося меня Харитон. — Ты это, мужик… не особо рассчитывай!

— Твоей пипиркой только почесаться! — раздалось женское ржание, причём коллективное.

На что я просто махнул лапой. Тоже блин, конятина! Вот были бы поняши… ну, хотя бы подумал бы. А так — нафиг зоофилию!

И размахивать вполне осуществимой елдой, да хоть десятком — не стал. Хоть и могли они быть на зависть всяким коням, факт.

— Ты зачем… — нахмурился, начиная подсвечивать не только фингалом, но и “сигнальными полосами” обратился ко мне Харитон.

— Кафтан терять не хочу, — доразоблачившись озвучил я. — Судя по тому, что вы описали — ему там звиздец. Так что за байком и одёжкой приглядите.

— Ты ещё скажи — знаешь, что за херня у нас твориться? — прищурился фингалоглазый.

— Догадываюсь… — начал было я, но был перебит.

— А не ты ли это порчу навёл, гость незванный?! — рявкнуло уже знакомым кобыльим голосом со спины.

Эта зоофилка, тонко намекавшая на несоответствие калибров ещё раз блисканула… А чёрт знает чем. Потому что беглый взгляд через плечо показал подтягивающихся ко мне кентавров, ОЧЕНЬ недобро взирающих на мою бессмертную персону, потирая кулачки и вообще. Харитон “вроде как отстранился”, пырясь на всё слегка прищуренными глазами.

Вот же, блин, скотство! И что, отпинать их? В теории — справлюсь, но… Во-первых, не факт, что без смертей. Эти придурки и так полуживые, а дури у них, как у лошадей, они мной в волейбол играть будут, из любого положения. Ну, если до драки дойдёт, конечно.

Во-вторых — ну вот вообще никакого желания их пинать нет, и время на это тратить — тоже. Тут, похоже, крайне неприятный нечистик. И я, в общем-то, и без траты сил и энергии на мордобой с конятиной, сомневаюсь, что что-то смогу с ним сделать. Если мои вполне логичные предположения верны.

Не помру, но в своей возможности “решить проблему” я, честно говоря, был ой как не уверен. Так что решил я кентавров… ну шугануть. В начале влёгкую, а там как пойдёт. Уж быть для них грушей для битья моей Бессмертной персоне точне не подобает.

Так что, для начала, проявил я на морде своего лица сплетённые в толстые канаты тросы. Выпирающие из лица, отливающие металлом, в форме черепа. И буркалами засветился. И корону железную на черепушке проявил.

— СМЕРТИ ИЩИТЕ? — пролязгал я металлическими связками. — ИЛИ БОЛИ?

И обвёл добрыми, проникновенными и светящимися глазами конячество. Секунду подумал, что тяжеловесный пафос всё же слишком тяжеловесен для моей тонкой душевной организации. Так что закатил глаза на листву и посетовал уже нормальным голосом:

— Ничему эти свинотрахи не учатся!

Что вызвало довольно странную реакцию. На нежить запредельную конячество побледнело, но насупилось. И даже придвинулось, я уж думал, всё — мордобой неизбежен и вообще. А вот на невинную фразу… Как-то кто замер, кто даже отошёл. А Харитон опасливо отошёл на пару шагов. И смотрят все этак подозрительно.

— Кащей? — наконец, подал голос фингалоглазый старейшина.

— Он самый, — оглядываясь, признал я. — Бессмертные мы.

И вот на это реакция табуна была довольно парадоксальной. Харитон отошёл ещё на пару шагов, причём очень ровно, явно прикрывая спиной стукнутую магичку. И пырился опасливо. И большая часть табуна примерно так же себя и повела. Отходили, крупами ко мне не поворачиваясь. А вот несколько кобыл остались на месте. И смотрели на меня этак… оценивающе.

Ну блин, свинторахи меллорнские, дошло до меня. Я же теперь не ведьмак, разве что на полшишечки. И не жуткий нежить. Я, извиняюсь, похотливый тентакледемон Кащей Бессмертный, трахающий всех, кто под тентакли подвернётся, невзирая на вид, пол и возраст!

По крайней мере, объяснить иначе реакцию конячества, прикрывающих крупы и вообще — не выходит.

—