– Ты убила их! – кричала Иви. – ТЫ УБИЛА ИХ!

Самые маленькие из детей начали плакать. Пожилая женщина схватила Ив за руку и попыталась оттащить. Рыжая же и не сопротивлялась, не пыталась защищаться. Наоборот, она даже казалась довольной тем, что Ив так от души лупила ее. Лемон понятия не имела, что происходит, но никогда в жизни не видела свою подругу в такой ярости. Испугавшись за Ив, она вскочила на ноги и бросилась к ней.

Ив рыдала, по ее лицу текли слезы, перемешиваясь со слюнями и соплями. Ее костяшки были красными, здоровый глаз светился от гнева. Лемон схватила ее, обняла и сумела оторвать от истекающей кровью девушки. Ив отбивалась, рыча: «Отпусти меня! ОТПУСТИ!», но Лем держала крепко, нежно и ласково шептала ей: «Иви, все хорошо, успокойся, все хорошо».

Ив все еще боролась, но уже не так яростно, гнев покидал ее вместе со струящимися по лицу слезами. Но она продолжала буравить взглядом рыжую, которая уже села и вытирала кровь с распухших губ и разбитого носа. Ив пыталась что-то сказать, но задыхалась и запиналась, ее трясло.

– Она у…

– Успокойся, Иви, ш-ш-ш.

– Лем, она у-у…

– Ш-ш-ш, – шептала ей Лем. – Тише, тише.

Лемон еще никогда не видела Ив в таком состоянии. Она никак не могла понять, что, черт подери, происходит. Сквозь плач детей и судорожные рыдания Ив девушка услышала шаркающие шаги. Обернувшись, она увидела, что рыжая встала на ноги. Такие побои свалили бы с ног и Голиафа, но та стояла как ни в чем не бывало. Лемон вдруг осознала, что ее губы снова стали идеальными, нос – ровным, каким и был.

Лем посмотрела в сторону дверей, где сидел Иезекииль, прислоняясь к одной из опорных колонн. Его комбинезон был весь в кровавых пятнах, лицо – бледным и осунувшимся. Но раны от пуль в его груди уже напоминали булавочные уколы.

Они исцелялись.

Как травмы рыжей.

Она тоже была репликантом…

Рыжая заговорила. Голос у нее был низкий, мелодичный. Но сейчас в нем звучало столько мучительной боли, что Лемон чуть не заплакала.

– Прости, Ана.

Девушка-репликант качала головой, в ее изумрудных глазах стояли слезы.

– Боже, я так виновата…

_______

– Ана Монрова, – сказала Лем.

– Да, – вздохнула Ив.

Они сидели в пристройке над главной палубой школы и тихо разговаривали. Шум ночного города эхом отзывался от окружавшего их металла. На полу лежало несколько грязных матрасов. Крикет сидел у Ив на коленях, Кайзер дремал у ее ног – органической его части по-прежнему нужен был сон, как любой другой обычной собаке.

Детишки снова улеглись в свои койки и широко распахнутыми глазами следили за тем, как Лем, повинуясь беззвучным указаниям пожилой женщины, увела Иви на верхний ярус. А там обняла ее и крепко держала, пока лучшая подруга качалась из стороны в сторону, дрожа и всхлипывая.

Лем ничего не говорила – она знала, что иногда лучше всего хорошенько выплакаться. Слезы смывают все невзгоды, позволяя начать все с начала. Мы опустошаем себя, чтобы восстановить свои силы. Но смотреть на это больно, что правда, то правда.

Спустя какое-то время Ив перестала плакать и начала говорить. Лем первый раз слышала в ее голосе столько печали и одиночества. Она рассказала ей все. О Вавилонской башне. О семье Монрова. О восстании репликантов. О Сайласе. Обо всем. Лемон лишь оставалось изумленно моргать. Она считала, что секреты были только у нее одной. Но сейчас, по сравнению с тем, что поведала ей подруга, секреты из собственного шкафа казались Лемон маленькими и ничтожными…

– Черт, ну и история, Крутышка! – выдохнула она, когда Ив замолчала.

– …Да уж.

– Как ты справляешься?

Ив провела ладонью по зачесанной назад челке. Покачала головой.

– Даже не знаю. Такое ощущение… что во мне живут двое. Что внутри моей головы две пары рук. И они тянут меня в разные стороны. Я помню, как была Аной. Маленькой принцессой в своей башне. Помню вкус чистой воды, запах маминых волос и прикосновение папиной щетины к моей щеке, когда он целовал меня на ночь. Помню своих сестер. Своего маленького брата… боже… Ты бы ему понравилась, Лем. – Ив опустила голову, на Крикета закапали ее слезы. – Я была такой юной, такой чертовски наивной. И часть меня задается вопросом, нет ли во всем, что произошло, и моей вины? Если бы я рассказала о Габриэле и Грейс, если бы я поговорила с кем-то о Рафаэле…

– Даже не думай об этом, Крутышка, – прошептала Лемон. – Это было два года назад. Ты была еще ребенком. Ты не знала, чем все обернется. Не знала, что они сделают.

– И, наконец, эта девчонка, которой я стала, – Ив всхлипнула. – Тощая мусорщица, которая боролась за все, что имела. Восемь побед подряд на арене Вар-Дома. Она кажется мне такой реальной. Но вся ее жизнь была ложью. Та, кем я себя считала, мои воспоминания – все это просто дерьмо. Черт побери, так кто же я, Лем? Ана? Или Ив?

– Ты моя лучшая подруга, – твердо ответила Лемон, крепко обнимая Ив. – Твое прошлое не повлияет на твое будущее. Не важно, кем ты была. Важно то, кто ты есть.

Ив вздохнула, качая головой.

– Как же все это запутано, Лем!

– Не поспоришь.

Лемон переплела свои пальцы с пальцами Ив, другой рукой играя с пятилистным клевером на шее. В детстве у нее не было возможности смотреть телик, так что она понятия не имела, как жил этот умирающий мир. Но несмотря на свою нелюбовь к истории, Лем знала, что семья Монрова по сути была королевской. Ив, должно быть, выросла в мире, который Лемон никогда не понять. Но зато теперь многое обрело смысл. У Иви всегда было слабое место – она была слишком нежной для того, кто родился и вырос на Свалке. Наверное, даже пережив выстрел в голову, Ив все равно помнила о том, как лишилась своей семьи. Может, поэтому она всегда относилась к Лемон как к родной? Будто пытаясь заменить тех, кого потеряла?

Но как ни крути, Ив была ее сестрой. Не кровной, но настоящей. И ей было тяжело смотреть на ее страдания. Она разозлилась. Встала, перегнулась через перила, выискивая Иезекииля. Но он куда-то подевался – вероятно, ушел с Хоуп. Однако Лем уже настроилась выследить его и хорошенько врезать ему по этой его ямочке на щеке.

– Он не должен был приводить тебя сюда, – возмутилась она.

– Мы оказались по уши в дерьме. – Ив пожала плечами. – Тот священник…

– Крутышка, эта рыжая застрелила твою сестру! Она стояла и смотрела, как убивали твоих родителей. Все они психи, конечно, но из всей четверки именно она нажала на курок. Чем, черт подери, думал Ямочки?

– Я не доверяю ему, – проворчал Крикет. – И никогда не доверял.

– Он спас мне жизнь, Крик, – вздохнула Ив. – Уже четыре раза, если мы ведем счет.

– Ему не пришлось бы спасать тебя, если бы не их веселая компания ботов-убийц.