– Я-то думал, нам Каратака искать надо…

– Если я хоть чуток в этих вещах соображаю, его давно уже след простыл, – покачал головой Катон. – Будет чудом, если кавалерии удастся его настичь. А потому нам надо найти того, кто помог ему сбежать. Если правильно на него воздействовать, он расскажет, куда направился Каратак и что у него на уме.

– Наверное…

– Если у тебя есть идея получше, давай обсудим, – повернулся к другу Катон.

Макрон от обсуждения уклонился:

– К Септимию, так к Септимию.

…Хирург с неприветливым видом сидел за лагерным столом при входе в лазаретную палатку – один из первых больших шатров, восстановленных после бури. Полутемный интерьер был полон людей, лежащих на подстилках. Кто-то лежал прямо на голой земле, другие сидели. Те, кто получил легкие ранения, разговаривали приглушенными голосами или коротали время за игрой в кости. Тяжелых стонов и криков здесь тоже было в достатке. По палатке бродили несколько санитаров, ухаживающих за своими подопечными.

Поверх черной туники, на хирурге имелся окровавленный фартук, а лицо и руки были измазаны потеками грязи и крови.

– Вам кого?

– Гиппарха.

– Из какой части?

– Гражданский. Мы его сегодня поутру доставили, с ранением головы.

– А, этот… Помню. Его так, считай что приласкали. Уже в себе. – Хирург поднялся и указал в дальний конец палатки. – Вон там, последний справа.

Катон благодарственно кивнул, и они с Макроном двинулись по проходу меж лежачими ранеными, который проходил через всю палатку. Ступая между густыми рядами человеческого страдания, Катон ощутил, как гнев к верховному разгорается в душе с новой силой. Большинства этих людей могло бы здесь и не быть, если бы не решение Остория атаковать в лоб хорошо укрепленные вражеские позиции. Скажем, легат Веспасиан, командуй он этим приступом, ни за что не совершил бы подобной ошибки, граничащей с преступлением. Своего первого командира Катон вспоминал с уважением и преданностью, переходящими в немое обожание. Если есть в этом мире хоть какая-то справедливость, Веспасиан в конечном счете непременно достигнет ранга и положения, достойного его талантов. Вот за таким человеком можно смело идти в бой.

По мере приближения к дальнему концу палатки друзья заметили сидящего Септимия со свежей аккуратной повязкой вокруг головы. Там, где из раны на макушке сочилась кровь, образовалось красное пятнышко. Увидев их, имперский соглядатай слабо улыбнулся.

– Ба-а, префект Катон и центурион Макрон! Двое излюбленных клиентов Гиппарха, поставщика самых отборных вин в лагере!

По соседству с ним тотчас зашевелились раненые, один из которых прикрикнул, чтобы он заткнулся и не мешал отдыхать другим. Но Септимий этот призыв проигнорировал и приподнялся на локтях.

– Как голова? – спросил Катон, вместе с Макроном опускаясь на корточки рядом с имперским агентом.

– Да неплохо. Голова пока немного кружится, но до конца дня думаю сделать отсюда ноги. Не могу больше терпеть компанию этих мужланов.

– Но-но, – проворчал Макрон. – Эти мужланы – мои боевые товарищи.

– Ну да, это многое объясняет, – вздохнул Септимий.

Он огляделся, чтобы убедиться, что из соседей его никто не слышит, и, понизив голос, спросил:

– Каратака-то поймали или нет? Тут только об этом и разговоров.

Катон покачал головой.

– Нет. А из лагеря он сбежал на твоей повозке. Выехал через восточные ворота, а теперь уже скрылся в горах.

– Надо же, Аид его поглоти… – Септимий болезненно покривился.

– Ты что-нибудь помнишь об этой ночи?

Септимий нахмурил лоб в попытке восстановить детали.

– Помнится, под вечер я подловил своего раба с одним из моих кувшинов. Думал спустить с подлеца шкуру, да он уже так окосел, что ничего и не чувствовал. Ладно, думаю, оставлю это занятие на завтра. А затем отправился к тебе, пока еще окончательно не стемнело: куда-то запропастился кошелек, я и решил, что, может, обронил его у тебя, пока мы разговаривали. На подходе увидел, как из твоей палатки выходит Тракс, чтобы помочь твоим людям укрепить оттяжки, и скользнул внутрь. Тебя там не оказалось, и я решил дождаться твоего возвращения, чтоб спросить насчет кошелька. И вот вскоре я услышал невдалеке какую-то возню: как будто сцепился кто. Вышел поглядеть – смотрю, дверь в загородку открыта. – Он посмотрел в глаза Катону. – И тут кто-то сзади сшибает меня наземь. Не успел я отреагировать, как он уже вдавливает меня со спины в грязь и подставляет к горлу нож. Спрашивает, кто я такой. Я ему сказал, что мол, Гиппарх, вином торгую. Затем обмен фразами, короткий, и меня вздымают на ноги. Того, кто меня сшиб, я мельком разглядел: волосатая глыба.

– Каратак?

– Не знаю. Наверное.

– А второй?

– Не разглядел. Он держался позади, вне поля зрения.

– Они говорили на латыни? – чуть подумав, спросил Катон.

– Да.

Префект кивнул.

– Что дальше?

– Каратак повел меня перед собой, приставив нож к ребрам. Сказал: хочешь жить – веди к своей хибаре и не вздумай по пути дергаться, орать или оглядываться.

– И что, вас троих никто не видел? – спросил Макрон. – Не заподозрил неладное?

Септимий покачал головой.

– У всех в те минуты совсем другое было на уме. Кому было дело до троих шагающих среди жилья обозников? Ну, идут себе и идут. А тут хлопот полон рот: добро спасать надо от бури. Ну я их и отвел к своей кибитке, сам встал сзади… Это последнее, что я помню перед тем, как очутился здесь.

– А то, как мы с Макроном тебя нашли, помнишь?

На секунду Септимий прикрыл глаза, после чего скорбно качнул головой.

– Что ж, ладно, – вздохнул Катон, осмысливая сказанное. – Стало быть, не повезло тебе, что ты явился ко мне в палатку именно в тот момент.

– Что ты под этим подразумеваешь? – не сводя глаз, пытливо спросил Септимий.

– Да ничего я не подразумеваю. Просто не повезло, и все.

– А Каратаку с его дружком, наоборот, свезло невероятно, – усмехнулся Макрон.

– Такова природа подобных совпадений, – сдержанно ответил Септимий. – Так боги играют в свои маленькие игры. А верховному известно, что здесь был задействован еще кто-то?

– Да.

Септимий огорченно цыкнул.

– Тогда получается, этот человек прознает, что за ним объявлена охота, и заляжет на дно.

– Может, и нет. Осторий убежден, что Каратаку помогал кто-то из местных, затесавшихся в обозники. Он считает, что вождь внедрил среди них лазутчика, и будет шерстить участок здешних бриттов, пока его не разыщет.

– О-па… Хотя опять же, будь я на месте верховного, тоже стал бы искать именно среди них.