Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через десять минут дверь скрипнула, кто-то прошел по лестнице. Мимо, потирая нос, прошел Жерлан. Как только он исчез, Петер вышел и бросился наверх к большому залу. Перед двойной дверью, умирая со скуки, сидел один из телохранителей Жерлана. Петер показал ему корзину с едой.
— Они там? — спросил он.
— Господин Жерлан спустился. Вы его не видели? — спросил телохранитель с сильным немецким акцентом, который резанул ухо Петера.
— Нет, видимо, мы разминулись. Если вы не против, мы подождем его здесь.
Охранник открыл дверь. Приказа не доверять Петеру и Бену он не получал. Грэм сидел в углу, лицом к окну, за которым не было видно ничего, кроме белой пелены.
— Доставка продуктов, — сказал Петер.
Только подойдя к Грэму вплотную, он увидел, что тот прикован к батарее наручниками.
— Чьи это методы? Еврокомиссии? — спросил Петер, ставя перед ним корзинку. — Или немецкой разведки?
Грэм убедился, что они одни, и спросил:
— Вам известно о немецких спецслужбах? — спросил он.
— Жерлан — немецкий агент?
— Нет, конечно. Но вот три его приятеля… Тут я не был бы так уверен.
— Нам известно об операции «Переработка».
Грэм не подал виду, что удивлен:
— Значит, вы добрались до подвала. Теперь у вас два варианта: либо вы поможете мне, либо сами сожжете все эти материалы.
— У меня другое предложение, — сказал Петер. — Вы нам все расскажете, а там посмотрим. В любом случае, вы немного теряете.
Грэм был бледен, глаза у него покраснели, губы запеклись. Петер подумал, что, вероятно, Жерлан не только задавал вопросы.
— Доктор Грэм, вас били? — спросил он.
— Это не имеет никакого значения.
— Кто это сделал? Люди Жерлана?
— Они умеют задавать правильные вопросы, не то что этот болван.
Петер покачал головой:
— Негодяи!
— Расскажите нам о «Теории Гайи», — попросил Бен.
Грэм усмехнулся.
— «Теория Гайи», — повторил он. — Я уничтожил единственную копию в день вашего приезда. Это все, что я успел сделать. Сколетти вам об этом рассказал?
— Да, перед тем, как вы убили его, — сказал Бен.
— Не выдумывайте. Я тут ни при чем.
— А ваши «техники»? Они ведь солдаты и умеют убивать.
— Как мои люди могли это сделать? Агенты немецкой разведки постоянно следят за ними. Так что все это ваши фантазии!
— Ах, извините! Вы-то совершенно ни при чем, — фыркнул Бен.
Грэм не обратил внимания на его выпад и продолжал:
— Статистиков и криминологов, первыми заметивших рост числа серийных убийц, назвали паникерами. Им «объяснили», что дело не в том, что убийц стало больше, а в том, что их стали чаще ловить. Но с тысяча девятьсот шестидесятых годов количество серийных убийц постоянно росло. Мы подняли архивы за несколько сотен лет, хотя это было связано с большими трудностями. Мы вели множество параллельных исследований, изучая все записи о насильственных смертях, отслеживали судебные процессы, аресты, случаи линчевания, помещения в психиатрические лечебницы. И все это чтобы установить количество жертв, а следовательно, и количество убийц (в том числе серийных). Конечно, войны спутали статистику, но в целом с девятнадцатого века до тысяча девятьсот шестидесятых годов количество серийных убийц относительно численности населения изменялось несильно.
— Мы видели диссертации, в которых доказывалось, что в основе большинства легенд о разных монстрах лежат реальные преступления, — сказал Петер, стараясь подвести Грэма к главному.
— Со второй половины двадцатого века серийных убийц становится все больше, даже если учитывать рост численности населения.
— И в чем причина? — спросил Петер.
— Вы знакомы с трудами Адама Смита? Это известный экономист восемнадцатого века. Он описывает человека как крайне рациональное существо, просчитывающее все свои действия. Психология этого Homo economicus, как называет его Смит, сводится к утверждению своих интересов. Он преследует только свои цели, на общество ему наплевать. «Я думаю, следовательно, я существую» превращается в «Я желаю, следовательно, я существую».
— Это притянуто за волосы! — засмеялся Бен. — Философствование чистой воды.
— Посмотрите на современного человека! Адам Смит описал тех самых потребителей, в которых мы превращаемся! Мы постоянно подсчитываем свою выгоду: почему я собираюсь купить что-то у того, а не у другого, зачем делиться информацией, для чего делать это, а не то, какая мне будет польза от того или иного человека? Мы расчетливы. Мы замкнулись на себе, на своих желаниях, на том, как заплатить меньше, а получить больше. Мы постоянно ищем, кто поможет нам, кто поделится информацией! Эта замкнутость на себе усилена материализмом, каждый владеет своими собственными благами: моя машина для удовлетворения моих потребностей, мои диски, мой телевизор со все большим количеством каналов. Смит предвидел, что рыночная экономика станет доминирующей, ведь она лучше всего соответствует человеческой природе!
— Двадцатый век боролся с этим, — напомнил Бен, — социализм восстал против капитализма.
— И что из это вышло? Разве государство взяло на себя ответственность, стало гарантом социально-экономического равновесия? Посмотрите на наши правительства! Кто управляет миром? Политики или промышленные группы, которые финансировали их избирательные кампании? Лобби стали мощнее правительств! О каком равновесии может идти речь, если тот, кто должен его обеспечить, слушается того, кто сильнее?
— Но какое это имеет отношение к серийным убийцам? — спросил Петер.
— Я подхожу к этому. Мы взрослеем внутри некой социально-экономической системы. Она формирует нас с самого детства, и так продолжается уже два века. Социальная мутация — неожиданный побочный эффект изменений в экономике — никого не обеспокоила. Экономическая модель США основана в первую очередь на выгоде инвесторов, которых интересует не будущее, а сиюминутная прибыль. Важен результат, а не средства. Вот так мы и попадаем в экстремальные ситуации и совершаем противозаконные действия. Но еще важнее давление на всю социальную пирамиду, на большинство ее участников. «Важен только результат» — теперь этот принцип, противоречащий морали, включен в систему наших ценностей. Мы проповедуем удовлетворение желаний любой ценой.
— Но американское пуританство все еще живо, — возразил Бен, — и его называют опорой добродетелей!
— Пуританство зачастую лицемерно! Время от времени пуритане возмущаются то тем, то другим, но вся страна целиком включилась в погоню за результатом. Миллионы людей живут под огромным давлением: им каждое утро, день за днем и год за годом, внушают, что они должны достигнуть цели, а как — не имеет значения. И сознание меняется. А через пятьдесят лет люди станут совсем другими.