Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все это было сто миллионов лет назад. И все равно…
– И все равно… – эхом отзывается Алисия.
Они обе нежно мне улыбаются, с такой настоящей и искренней привязанностью, что на глазах снова выступают слезы.
– Что мне теперь делать, если Питер больше не мой парень? – думаю я вслух.
– То же самое, что ты делала до того, как он стал твоим парнем, – говорит Алисия. – Будешь жить своей жизнью и поначалу будешь по нему скучать, но со временем это пройдет. Станет легче.
Она наклоняется и прикасается своей тонкой рукой к моей щеке. На ее губах играет улыбка.
– Тебе просто нужно время, а у тебя, малышка, есть все время мира.
Это утешительная мысль, но я не верю, что это правда. Не до конца. Думаю, для молодых все по-другому. Минуты дольше, сильнее, насыщеннее. Я лишь знаю, что каждая секунда без него кажется нескончаемо долгой, как будто я жду, просто жду, когда он ко мне вернется. Я, Лара Джин, знаю, что он не вернется, но мое сердце, похоже, не понимает, что все кончено.
После, восстановив энергию и вытерев слезы, я сижу с Джанетт в ее кабинете и обсуждаю детали вечера. Когда она упоминает гостиную, я замираю.
– Джанетт, в гостиной слишком мало места.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Зал для мероприятий зарезервирован под бинго. У них постоянная бронь на вечер пятницы.
– Но у нас будут танцы! Может, игроки в бинго переместятся в гостиную на один вечер?
– Лара Джин, я не могу передвинуть бинго. К нам приходят все окрестные пенсионеры, включая мать арендодателя. Играет много политиков. Мои руки связаны.
– Ладно, а как насчет столовой?
Можно убрать столы и организовать танцпол в центре зала, а вдоль стены поставить длинный стол с прохладительными напитками. Может сработать.
Джанетт одаривает меня взглядом: «Детка, я тебя умоляю».
– А кто будет двигать все столы и стулья? Ты?
– Да, я, и я могла бы привлечь несколько добровольцев…
– Чтобы кто-нибудь из постояльцев надорвал спину и засудил нас? Нет, грасиас.
– Не нужно будет двигать все столы, только половину. Вы можете попросить персонал помочь?
Джанетт уже качает головой, когда меня посещает вдохновение.
– Джанетт, я слышала, что к нам на танцы привезут постояльцев из Фернклифа. Фернклиф! Они уже называют себя лучшим домом престарелых в Блю-Ридж.
– О боже, Фернклиф – дыра. И работают там одни отбросы. А я дипломированный специалист. Лучший дом престарелых в Блю-Ридж? Ха! Не смешите мою задницу.
Остался последний рывок.
– Говорю вам, Джанетт, мы будем выглядеть глупо, если вечеринка не удастся. Этого нельзя допустить. Я хочу, чтобы постояльцы Фернклифа вышли или выкатились отсюда в своих колясках, сокрушаясь, что живут не в Бельвью.
– Ладно, ладно. Я велю уборщикам помочь тебе подготовить столовую, – Джанетт грозит мне пальцем. – А ты упорная, детка.
– Вы не пожалеете, – обещаю я ей. – Хотя бы для фотографий. Мы выложим их все на сайт. Все будут смотреть и завидовать.
От этих слов Джанетт удовлетворенно щурится, и я наконец-то могу вздохнуть спокойно. Вечеринка должна пройти идеально. Просто обязана. Это моя единственная отрада.
В субботу вечером я накручиваю волосы. Для меня это, по сути, акт надежды. Я люблю накручиваться на ночь и думать о том, что может случиться со мной завтра. К тому же волосы выглядят лучше, если на них поспишь, и не кажутся чрезмерно объемными.
Я заколола половину и почти закончила с одной стороной, когда Крис карабкается ко мне в окно.
– Я сейчас вроде как наказана, так что мне надо дождаться, пока мама заснет, прежде чем возвращаться домой, – говорит она, снимая свою байкерскую куртку. – Ты все еще в депрессии из-за Кавински?
Я наматываю очередную прядь волос на щипцы для завивки.
– Да. Вообще-то еще даже двух суток не прошло.
Крис обнимает меня одной рукой.
– Мне неприятно это говорить, но ваши отношения были обречены с самого начала.
Я смотрю на нее обиженным взглядом.
– Большое спасибо.
– Ну, это правда. То, как вы сошлись, было странно, а потом вся эта история с видео в джакузи. – Она забирает у меня щипцы и начинает накручивать собственные волосы. – Хотя, должна сказать, тебе было полезно пройти через все это. Ты была слишком закрытой, подруга. А еще ты любишь осуждать других.
Я отбираю у нее щипцы и делаю вид, что хочу ударить ее ими по голове.
– Ты пришла, чтобы меня подбодрить или сообщить мне обо всех моих недостатках?
– Прости! Это я так, к слову. – Она одаривает меня веселой улыбкой. – Не грусти слишком долго. Это не в твоем стиле. Есть куча парней помимо Кавински. Зачем тебе жалкие подачки от моей двоюродной сестры, когда есть такие, как, например, Джон Макларен? Он классный. Я бы сама его закадрила, если бы ему не нравилась ты.
– Я сейчас не могу думать ни о ком другом, – говорю я тихо. – Мы с Питером только что расстались.
– Между тобой и малышом Джонни есть искра. Я видела это собственными глазами, когда мы открывали капсулу времени. Он тебя хочет. – Крис толкает меня плечом. – Он же тебе раньше нравился. Может, от этого чувства что-нибудь осталось.
Я игнорирую ее и продолжаю накручивать волосы, по одной пряди за раз.
На химии Питер все еще сидит передо мной. Я не знала, что можно скучать по человеку еще сильнее, когда он в нескольких сантиметрах от тебя. Может, дело в том, что он даже не посмотрел на меня ни разу. Раньше я не до конца осознавала, какой важной частью моей жизни он стал. Он стал мне так… близок. А теперь ушел. Он не ушел, он прямо здесь, но мне он больше недоступен, что, возможно, еще хуже. В какой-то миг все было действительно хорошо. Очень, очень хорошо. Разве это было не прекрасно? Может, самым прекрасным моментам не суждено длиться долго? Может, это и делает их такими сладкими? Их мимолетность? А может, я просто себя успокаиваю. Это помогает, кое-как. Но даже «кое-как» на сейчас достаточно.
Когда урок заканчивается, Питер задерживается у своей парты, а потом поворачивается и говорит:
– Привет!
Мое сердце подскакивает.
– Привет.
У меня возникает внезапная дикая мысль, что, если он захочет вернуть меня, я соглашусь. Забуду о своей гордости, забуду о Женевьеве, забуду обо всем.
– Я хочу, чтобы ты вернула мне кулон, – говорит Питер. – Мне он нужен.
Я прикасаюсь к медальону в форме сердца, висящему у меня на шее. Утром я хотела его снять, но не смогла.