— Ой, только не это! — закричали все фрейлины наперебой. — Они затеяли битву! Над могилой императора! Какой ужас!

Го-Сиракава поднялся, не помня себя от ярости. Мало того что бесстыжие монахи оскорбили последнюю память о сыне, но и вдобавок того и гляди поднимут бунт!

— Бегите, — велел он сестре и придворным дамам. — Скорее уезжайте. Становится опасно.

Дамы с визгом бросились по каретам. Го-Сиракава сошел с возвышения и направился туда, где стоял, точно окаменев от изумления, начальник Правой дворцовой стражи.

Го-Сиракава схватил его за руку и встряхнул.

— Что здесь происходит?

— Что-то невероятное, владыка! Монахи Энрякудзи поставили свою скрижаль второй, вопреки распорядку!

По обычаю на похоронах императора представители крупных храмов близ Хэйан-Кё и Нары устанавливали на могиле плиту с высеченными на ней словами молитв. Существовал и негласный порядок, когда каждый храм приносил свою скрижаль и справлял обряд поминовения сообразно своей древности и близости к трону. Начинал обыкновенно храм Тодайдзи, как основанный императором Сёму четырьмя веками раньше, далее следовал Кофукудзи, за ним — храм Энрякудзи с горы Хиэй.

— Почему?

— Неизвестно, владыка. Вы же знаете, как распоясался Хи-эйдзан в последнее время. Как бы то ни было, монахи Кофукудзи обозлились и порубили их скрижаль мечами.

— Собери людей и вели им прекратить драку от моего имени. Мы собрались здесь во исполнение священного и скорбного обряда, И чинить препятствия с их стороны непристойно.

Начальник стражи помрачнел и поклонился:

— Как будет угодно, владыка.

Взяв с собой нескольких воинов, он направился к колонне иноков.

К радости Го-Сиракавы, приказ возымел действие. Монахи Кофукудзи прекратили громить плиту, которая, впрочем, уже превратилась в каменное крошево. Драчунов вывели с кладбища, и остальные храмы продолжили чинно устанавливать скрижали. Однако от Го-Сиракавы не укрылось, какими взглядами проводили хиэйцы братию Кофукудзи и его самого. Ярость на их лицах пугала куда сильнее, чем все причиненные оскорбления и удары.

«Не к добру это», — сказал себе Го-Сиракава.

Через два дня после похорон императора, в полдень, Тайра Мунэмори вернулся в Рокухару. Он выскочил из повозки, едва та проехала в ворота усадьбы, пронесся по широкому двору, полному самураев, неспешно облачающихся в доспехи. Расспросив, где отец, Мунэмори отправился к боковому садику, где и нашел Киёмори, занятого беседой с вассалом.

— Ты уже слышал, отец? — удивился Мунэмори.

— О том, что монахи Энрякудзи идут на столицу? — небрежно спросил Киёмори. — Конечно, слышал. Давным-давно.

— Вот как. Тогда понятно, почему все вооружаются, — сконфуженно произнес Мунэмори. — Значит, ты вступишь в бой с монахами?

— От императора приказа не было, — ответил Киёмори. — Раз так, Тайра пока бездействуют. И все же следует быть наготове. Нам доложили, что чернецы могут напасть на Рокухару, хотя, мне кажется, даже у братии Энрякудзи достанет ума этого не делать.

Мунэмори огляделся — убедиться, что стены Рокухары по-прежнему высоки и крепки.

— Им навстречу выслали самураев и чиновников Сыскного ведомства. Быть может, иных мер не понадобится.

Киёмори нарочито сплюнул.

— Несколько сот вельможных сынков против тысяч вооруженных монахов? Ну-ну. Желаю им удачи.

— Прошу извинить меня, господин Киёмори, — промолвил незнакомый Мунэмори вассал, — но но городу ходят слухи, будто бы ин, Го-Сиракава, подначивает монахов выступить против Тайра.

— Нет-нет-нет, это уж чересчур… — начал Мунэмори.

— Было бы глупо с его стороны нападать на Тайра, — проговорил Киёмори, потирая подбородок. — Мы неизменно его выручали. Дурной же из него стратег, если он верит, что такой шаг пойдет ему на пользу.

— Отец, я знаю: такого не может быть…

— А где твой доспех, Мунэмори? Где твои люди? Постой, кто это к нам едет?

Из-за угла показался пони, а на нем — десятилетний мальчик. Мунэмори узнал своего самого младшего брата, Киёкуни. Мальчуган заправски осадил пони и соскочил наземь, а потом помчался к ним с криком:

— Отец, братец Мунэмори! Я привез срочное донесение! Киёмори просиял и обнял сына за плечи.

— Киёкуни! Вижу, скоро из тебя выйдет отличный боец! Ну, какие новости?

— Меня послали передать, что Сигэмори поехал во дворец То-Сандзё, раз отрекшийся государь пожелал искать защиты в Рокухаре. Сигэмори сейчас подбирает сопровождение, а через час они уже будут здесь. Он спрашивает, не приготовишь ли ты гостевые покои.

Киёмори и Мунэмори переглянулись.

— Об этом я и хотел доловить, — сказал сын. — Нам с Сигэмори было велено явиться в То-Сандзё. Вот почему я уверен, что ин никак не может стоять за нападением. Стал бы он иначе просить нашего покровительства?

— За свою жизнь, притом достаточно долгую, я успел понять, что намерения императоров — и бывших, и будущих — предугадать тяжело. Но тут я, пожалуй, с тобой соглашусь. Киёкуни, возвращайся к брату и передай, что ин волен оставаться в Рокухаре сколько ему будет угодно. Мы тотчас подготовим его покои.

Мальчик поклонился:

— Я передам. Благодарю, отец. Доброго дня, Мунэмори. — И Киёкуни умчался обратно седлать своего пони.

— Какой резвый крепыш, — заметил вассал. — Вы, должно быть, гордитесь им, господин.

— Что верно, то верно, — ответил Киёмори. — Он похож на моего первенца, Сигэмори. Я очень надеюсь, что Киёкуни вырастет таким же славным юношей.

Мунэмори вскипел, хотя и не подал вида. Сигэмори всегда был лучше всех. Старшему брату прощались любые ошибки, в то время как его, Мунэмори, вечно не замечали, обходили участием, оттирали как лишнего. Даже младший из сыновей Киёмори сегодня получил больше похвал, чем Мунэмори за всю свою жизнь. «Где справедливость?» — негодовал он в душе.

Киёмори отпустил подручного и сказал:

— Идем со мной, Мунэмори. Пора подготовить юго-западное крыло, где останавливался предыдущий владыка Нидзё, покуда был с нами.

— Юго-западное? — У Мунэмори похолодело внутри: ведь именно там исчез призрачный паланкин Син-ина!

Однако Киёмори, не слушая его, взбегал по ступенькам усадьбы. Мунэмори нагнал его уже в главном коридоре, выложенном деревом.

— Юго-западное крыло? Знаешь, отец, это…

— В чем дело?

— Ты уверен, что оно подойдет его бывшему величеству?

— Что значит «подойдет»? Раз оно сгодилось для Нидзё…

— Нидзё умер, отец.

Киёмори остановился и хмуро глянул на Мунэмори: