горячий, надежный. Я бы хотела быть с таким мужчиной, но даже думать об этом себе запрещаю.

— Саша, послушай, я не мастер говорить, но… — Захар прервался, у него зазвонил телефон. — Извини, нужно ответить.

Отошел в сторону, долго слушал звонившего, при этом смотрел на Тимура. У них какая-то особенная связь, понимают друг друга без слов, словно читают мысли. Синяк на скуле Захара стал зеленым, а разбитая губа Тимура еще не зажила, со стороны выглядит даже мужественно, им идут шрамы и раны.

Привыкла к ним обоим до такой степени, что придется отдирать с мясом. Не понимаю, как такое могло случиться, абьюз какой-то, жертва испытывает эмоции к своему палачу.

Бред.

Хотя у нас не совсем так, я пошла на все добровольно, зная, что будет, что придется делать. Я не жертва. Или все-таки что-то есть?

Но тут пошли в ход запрещенные приемы: цветы, рестораны, подарки. Трогаю пальцами подаренный Тимуром кулон, все пройдет, и это тоже. Любви как не было, так и нет. В горле ком слезы обжигают щеки, мне так больно, а ведь еще ничего не случилось, они пока еще со мной.

Бабуля трясет меня за руку, все расплывается перед глазами.

— Саша, Саша, что с тобой? Все хорошо, операция закончилась, все прекрасно. Доктор только что вышел, они увезли Ангелину из операционной.

Бросаюсь в сторону, но меня останавливают, лишь потом понимаю, что все равно не пустят к дочери.

И вот тут меня срывает в истерику, задыхаюсь, голова идет кругом. Внутри что-то обрывается, я плачу и не могу остановиться, все то напряжение, накопленное годами, выплескивается наружу. А еще эмоции, что не дают жить последнее время.

— Котенок, ну чего ты? Все ведь хорошо, маленькая, все хорошо. Не плачь.

Тимур прижимает к себе, целует в висок, теперь уже его аромат заполняет мои легкие, успокаивая. Стоим так несколько минут, не хочу, чтоб он отходил от меня и выпускал из объятий. Как маленькая девочка, боюсь сейчас остаться одной и снова быть никому не нужной.

Все смешалось: чувства, эмоции, радость, счастье, слезы. А еще боль, она всегда со мной рядом.

— Мы летим домой, самолет готов. Пора, — низкий голос Захара, ему никто не возражает, киваю, вытирая слезы.

— Да, конечно, бабуля, ты, как Ангелина проснется, ты позвони, и пусть она со мной поговорит, если можно, и все узнай у доктора.

— Хорошо дорогая, не переживай, я буду рядом.

Быстро уходим, не могу понять, к чему такая спешка, все напряжены, наши вещи уже были собраны, я прекрасно понимала, что скоро полет обратно.

— Во сколько это случилось? А вы где были? Кто-то пострадал? — Захар повышает голос, морщусь, он сейчас совсем другой, морщина между бровей стала глубже, лицо — бледнее.

Тимур тоже говорит по телефону, сосредоточен, лишь кулак крепко сжат на колене до побелевших костяшек.

Боюсь спрашивать, что случилось, поэтому еду молча, смотрю в окно, я первый раз в Турции, а так и не видела, какая она. Лишь дорога, отель и госпиталь, но тепло и очень солнечно.

Снова частный самолет, та же стюардесса, стандартное приветствие, на нее никто не обращает внимания. Взлет, теперь за бортом голубое небо, а я лечу в неизвестность.

— Что-то случилось? — задаю вопрос только через два часа полета, когда нас накормили обедом, но мужчины так к нему и не притронулись, все о чем-то разговаривали в хвосте самолета.

— Все нормально.

— У вас всегда все нормально, но вы выглядите так, будто началась война и пора доставать автоматы и танк из укрытия.

— А вот насчет танка идея классная, Шума, давай купим? — Тимур шутит, значит, не все так плохо, но Захару всегда не до шуток.

— Так что случилось?

— Слушай, котенок, такие дела, — ТТ двигается ближе, заглядывает в глаза, я, как под гипнозом, смотрю в его. В сотый раз говорю сама себе, какой он красивый, даже наша стюардесса строила глазки, я видела и ревную. — Твои вещи, в общем, они пропали. Но ты можешь купить в два раза больше.

— Как пропали? Украли?

— Нет, не совсем.

— А как? — облизываю губы, потому что он смотрит на них, чертов змей-искуситель.

— Сгорели.

— Сгорели?

— ТТ, хорош играть спектакль. Это твои олухи недосмотрели, или среди них есть крыса, что половина моего дома взлетела на воздух.

Медленно поворачиваюсь к Захару, начинаю соображать.

— Когда это случилось?

— По нашему времени в восемь утра, парни доложили через два часа только.

— Это получается, что вас хотели убить? Это покушение?

— Вот даже девочка понимает, что к чему, а эти твои, мать их, профессиональные охранники валят все на утечку газа. Какого нахуй газа? У меня в доме нет газа! Что там, в гараже стоит, не знаю, но разнесло именно второй этаж и спальни. Сейчас Следственный комитет сядет на шею с антитеррором, а это значит, не вылезем из их душных кабинетов.

— Какой ужас.

Я, наверное, еще не осознаю всего масштаба происходящего, но ведь нас всех могли убить, потому что мало кто знал, что мы улетели.

— Кто был в курсе нашей поездки? Тимур? — Захар снова рычит на него.

— Я думаю, не мешай.

— Он, сука, думает, раньше надо было думать.

— Захар, успокойся, тебе так жалко дом? — беру мужчину за руку.

— Да в жопу этот дом, мы все могли взлететь на воздух.

— Но не взлетели.

Лишний раз убеждаешься, что в этой жизни все определяет случай, мои слезы и тоска по дочери, спонтанное решение Захара полететь. Ангелина спасла нас всех, мой чистый ангел, теперь не только мой.

— Чему ты улыбаешься?

— Нам теперь негде жить, мы почти бомжи.

— У ТТ есть большая квартира, надеюсь, хоть там все под контролем у начальника безопасности моей бездарной службы?

— Мало я тебе заехал по лицу?

— Дерешься как девчонка.

— От бабы слышу.

— Вы как дети, и, кстати, я видела ваш мордобой, не впечатлил.

Оба смеются, мне самой весело. У Захара разрушен дом, нет вещей, полно врагов, но они смеются. Хочу запомнить их такими, словно не увижу больше.

ЧАСТЬ 39

Ночная трасса мелькала редкими фонарями, наш внедорожник, сопровождаемый двумя такими же, резал темноту фарами. Шел мелкий противный снег, он налипал на дворники, которые работали не останавливаясь.

— Зачем столько охраны? Мне нужно начать волноваться? — задала вопрос, Тимур обернулся назад, посмотрел на меня, Захар отвлекся от телефона.

— Нет, котенок, все хорошо, у мальчиков небольшие проблемки. Самую малость, скоро все наладится.

— Такие проблемки, что взорвали дом? Да, совсем небольшие, сущие пустяки.

— Шума построит