Как и предполагал Горен, до сих пор никто не удостоил их даже взгляда. Таких странных личностей, как они, здесь было довольно много, кто-то куда-то шел, кто-то стоял на месте. В такой огромной армии вряд ли все знали друг друга в лицо, а поскольку все они жили и умирали за своего хозяина, а не за личные идеалы, то даже не задумывались, не пришло ли кому-нибудь в голову разрушить планы Хокана Ашира.

Друзья испарились настолько быстро и незаметно, что даже Горен их не увидел. Он вдруг остался один. Потом понял, что до черной палатки всего несколько шагов. Его затрясло как в лихорадке, в глазах все запрыгало, кровь застучала в ушах. Ноги выполняли свою работу, хотя сам он этого не осознавал. Он видел только свою цель и изо всех сил старался сдержать чувства и скрыть мысли. Ему нельзя выдать себя раньше времени, иначе всё пропало, все и навсегда.

Словно молитву, он мысленно произнес мантру, что уже давно вошло у него в привычку. Я ничто и вокруг меня ничто меня не видно меня не слышно у меня нет запаха я незрим я переменчив я словно тень я не настоящий все течет все движется как и я я капля в реке зерно в поле травинка на лугу я ничто я ничего не знаю…

И тут он увидел Златострелого.

И Златострелый увидел его.

Жеребец взметнулся вверх и заржал, разорвал веревку, напугав остальных лошадей. Началась суматоха, двое солдат попытались удержать взбесившихся животных.

— Златострелый, — прошептал Горен, и все вокруг вдруг застучало и загрохотало.

Заклятие перестало действовать.

— Измена! Тревога! Измена! — заорал Горен не своим голосом. Да и слов этих он тоже не собирался произносить.

Он даже не понял, что с ним произошло. Горен вдруг перестал управлять своими органами чувств, не мог вспомнить, где он, почему он здесь, кто его разбудил. Или он спит и видит сон?

Они окружили палатку благородного предводителя, посмотрите на них, трусливые убийцы, преступники, жалкие предатели, бесчестные бандиты! Ловите их, хватайте, вот они!

Словно издалека, сквозь туман и журчание, Горен увидел и услышал, как суета превращается в хаос. Внезапно половина армии оказалась на ногах, все схватились за оружие и заорали. Он увидел, как быстро сжимается круг, в центре которого стоит он сам. Увидел, как все показывают пальцами на него и на остальных, как на них наставляют копья, пики, мечи и арбалеты. Разглядел в их глазах темную, дикую жажду крови. И услышал властный голос:

— Тихо!

Тут же наступила тишина, все замерли. Можно было бы услышать, как на землю упадет лист.

Горен заметил, что находится всего в четырех шагах от огромной черной палатки. Края ее были отогнуты, перед ней стоял мощный мужчина, более высокий и широкий в плечах, чем он сам. На мужчине красовались черно-красные доспехи, слева в простых ножнах висел меч. Длинные черные волосы с седыми прядями слегка развевались на ветру. Левая половина лица поражала безупречной красотой, правую же пересекал глубокий шрам.

Горен не увидел, а почувствовал, что на него направлены глаза, один по-волчьи желтый, второй красноватый. Они сверлили его, прожигали в нем дыры.

Он выдохнул, только когда взгляд перестал его буравить.

Руорим отвернулся.

— Что произошло? — спросил он глубоким грубым голосом.

Четверо солдат подтащили четверых пленных. Гнома, двух людей и эльфийку. Все они смотрели непонимающим, яростным и растерянным взглядом на Горена, который держался крайне равнодушно.

— Они собирались проникнуть в вашу палатку и злодейски вас убить, господин, — ответил один солдат, стараясь не смотреть на хозяина. — А вот этот, — он показал на Горена, — выдал и себя, и всех остальных.

Глаза Руорима вновь обратились к Горену.

— Он их выдал?

— Да, господин.

— Они собираются меня убить, строят планы, пробираются сюда, а потом один из них выдает всех остальных?

— Может быть, ему достанется более высокая награда, господин.

— Но не от меня.

От тошноты Горен едва держался на ногах. Он хотел что-то крикнуть своим товарищам, оправдаться, но не сводил глаз с Руорима, а с его уст сорвались совсем другие слова.

— Приветствую тебя, сын мой, — радостно сказал он каркающим голосом старца. — Ты хорошо выглядишь!

— Заковать их в цепи, — приказал Руорим, показав на четверых пленников. — Отведите в заднюю палатку и привяжите там, чтобы даже пошевелиться не могли. Эльфийке заткните рот. Но потом к пленникам не подходите, я допрошу их позже.

Он повернулся к Горену. Подскочивший по его знаку солдат связал тому руки за спиной.

— В мою палатку, — сказал Руорим. — И мне не мешать.

Горена оттащили в палатку, швырнули на пол и привязали к столбу. Палатка была устлана красными и черными коврами, и Горен быстро согрелся на мягкой подстилке. Сундуки, помост с самым разным оружием, удобная кровать, стол с письменными принадлежностями и разложенными картами и несколько стульев придавали помещению уютный вид. На стенах тоже висели ковры. Освещалось жилище Руорима факелами и большими свечами.

Горен почувствовал, что внешняя тяжесть перестала на него давить. Зрение восстановилось. Он снова мог двигать пальцами (правда, только ими, потому что был связан). С беспощадной отчетливостью он осознал, что случилось на самом деле. Что он наделал! Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы не заорать. Отчаяние острым ножом резало его сердце на куски и швыряло на землю кровавые ошметки, растаптывая их в пыли. Сощурив глаза, Горен увидел входящего Руорима. Он тщательно закрыл края палатки. Подошел к стулу, снял плащ и перчатки. Потом подошел к Горену, присел перед ним на корточки, взял его за подбородок и приподнял лицо. Внимательно изучал молодого шейкана, при свете факела поворачивая его голову в разные стороны.

— У тебя ее глаза, — сказал он, наконец, — не цвет, а форма, выражение… глубина. Твой рот вызывает у меня горько-сладкие воспоминания. Я рад, что у тебя многое и от меня, ошибка исключена. Знаешь, кто я?

Глаза Горена увлажнились.

— Убийца моей матери, — дрожащим голосом ответил он.

— Ах, — махнул рукой Руорим. Он поднялся, подошел к столу и налил из графина вина. — Значит, ты на самом деле был там? При зачистке мы обнаружили обрушенный тайный ход и решили, что таким образом сбежали Дарвин и старый дурак-алхимик. Если бы я догадался, что с ними был ты… — Он прислонился к стулу и задумчиво сделал несколько глотков, не спуская глаз с Горена. — Значит, ты пришел, чтобы отомстить?

— А ты как думаешь? — В голосе Горена плескалась ненависть.

— Я сожалею о смерти твоей матери. Веришь ты мне или нет, но она значила для меня очень много. С самого первого момента, как только я ее увидел. Сделанного не изменить, к тому же она выступила против меня. Она могла оказаться для меня опасной.