— Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен убивать тебя прямо сейчас, — пугающе спокойно проговорил Малкольм.

Поворот. Поворот. Поворот. Сталь мелькала меж его пальцев

— Твое сердце, наконец, растаяло, Ледяной принц! — с безумным блеском в глазах стала быстро говорить она. — Ты можешь меня убить, но мои дочери уже летят заогненной девой, и ее ждет та же участь, что и остальных! Они сведут ее с ума, а потом она сбросится с вершины горы. Такая участь постигнет всех твоих жен, никто не избежит кары, и род Астайнов, лордов Ледяных гор падет, а эра драконов закончится! Знала бы я, то не стала обращать твое сердце в лед! Я бы пинками выпроводила твою матушку с тобой на руках, когда она пришла ко мне, прося укрепить твою силу. Я помогла тебе обрести величие! А ты убил мою дочь! Ее любовь пылала ярче солнца на небе, а ты отверг ее! Ты убил ее, гаденыш! Из-за тебя, из-за твоего ледяного сердца, что я подарила тебе, она сошла с ума и сбросилась с горы! Моя любимая дочь! Она умерла! Умерла!

Дело ясное, что дело темное. Как говорит мой дядюшка в таких ситуациях – без пятисот граммов не разберешься. Но Малкольм, кажется, был в курсе дела.

— Если по твоей вине хотя бы волос упадет с головы Габриэль, ты пожалеешь, что родилась на этот свет.

Я буквально кожей чувствовала исходящее от него напряжение.

Поворот. Поворот. Поворот.

— О, он упадет! — захохотала старуха. — И не только волос! Она сдохнет! И ты будешь страдать! Ты, наконец, вкусишь тот плод, которым накормил меня! Она сдохнет, а ты будешь рыдать как ребенок, над ее телом, если сможешь его найти! Раньше я думала оставить ее в качестве заложницы. Я знала, что ты рано или поздно найдешь меня. Я знала. Но сейчас, сейчас… Видя, как ты напуган, я хочу, чтобы она сдохла, я хочу, чтобы ты выл от боли, как собака! И мои дочери выполнят мое желание. Да… Может быть, — ее глаза зажглись. — Может быть мои дочери, уже начали пытать ее, может быть, она уже просит о пощаде и зовет тебя. А ты здесь. Забавляешься с бедной старушкой. И не можешь никак ей помочь! Отослал ее ради ее же блага, ха! А теперь, она мертва!

Нет, ну это уже извините.

Сначала сделай дело, а потом хвастайся. Я вообще-то совершенно жива и абсолютно здорова! Я уже хотела выйти, но тут Малкольм наклонился ближе к этой старухе и с ничего не выражающим лицом, вонзил кинжал ей в руку, стискивая рукоять. Ведьма заверещала, задергалась, а потом замерла, глядя на моего мужа. Все ее черты будто окаменели, а затем по ее лицу стал медленно расползаться страх. Он завладевал ртом, глазами, охватывал ее сознание. Из нее вырвался какой-то сдавленный хрип, а глаза были прикованы к глазам Малкольма, от которого стало исходить что-то такое, что пугало до чертиков.

Таким мужа я не видела никогда. Даже тогда, на балконе, ужас, исходящий от него, не шел ни в какое сравнение с этим. В тот раз я просто замерла, как кролик, не смея пошевелиться. Сейчас же я боролась с диким желанием бежать отсюда без оглядки, лишь бы не встретится с его взглядом. Я готова была биться в чертовой истерике от ужаса.

— Она не умрет. Это я тебе обещаю. Я переверну мир, но найду ее. Живой. А вот ты умрешь. И это я тоже обещаю.

Не знаю, как там чувствуют себя ведьма, а мой уровень страха поднялся просто до неведомых высот. Дрожь пробегала по телу, пальцы до побеления вцепились в арку, все тело было напряженно и натянуто, точно тетива лука, готовая сорваться в любое мгновение.

Голос Малкольма не был спокойным как раньше. О нет, он был зол. Его слова просто истекали гремучей яростью, которая обещала смерть всему, что встанет у него на пути.

— Ты скажешь мне, куда увели ее твои дочери, — проговорил он, и я сглотнула.

Я бы рассказала, не думая.

— Иди к черту! — прохрипела ведьма, глядя на него со страхом.

— Только после тебя, — усмехнулся он и, резко вытащив кинжал из ее руки, вонзил снова.

Ведьма завизжала, забилась.

— Ты мне скажешь. И когда я найду ее, за каждый волосок, что слетел с ее головы, ты будешь платить своей кровью.

Мне стало совсем не по себе. И это мне. А что там творилось с ведьмой, я даже представлять не хотела.

Его кипящая ярость достигла моей кожи, и я прерывисто вздохнула из последней силы борясь с желанием дать деру, настраивая себя на мысль, что нужно выйти на свет и показаться на глаза мужу.

— Так, где она? — Малкольм наклонился к ней ближе.

Глаза ведьмы стали просто огромными, она дышала через раз, ее била мелкая дрожь.

— Она уже м-м-мертва… — заикаясь проскрипела ведьма, говоря это безо всякой радости, как раньше. Старухасожалелаоб этом.

Глаза Малкольма сверкнули, желваки заходили на его челюсти, кинжал снова оказался в его руке. Острие блеснуло в свете колдовских узорах на полу.

— Нет! — взвизгнула ведьма. — Не убивай меня! Не убивай!

— Убить? — Малкольм усмехнулся, и все сдерживаемые эмоции отразились в этой усмешке. — Когда я закончу с тобой, ты будешь молить о смерти.

Так, Лиса. Давай. Ты сможешь. Давай.

Я оттолкнулась от прохода и, зажмурив глаза, сделала несколько быстрых шагов вперед, чтобы отступить было уже нельзя.

— Эм… Малкольм? — прохрипела я и осторожненько распахнула свои прекрасные очи.

Муж и ведьма резко посмотрели на меня.

Леденящий душу и внушающий смертельный ужас взгляд мужа остановился на мне, отчего у меня сердце в пятки убежало.

Так, похоже, я все-таки не вовремя вышла, и сейчас меня по-тихому тут и прибьют. Просто так, чтобы лишний раз не вякала. Ой… Пойду-ка я, пожалуй.

Но уже через мгновение лед в его глазах треснул, раскололся на тысячи, миллионы осколков, и сам Малкольм будто сломался. Кинжал выпал из его рук. Он стоял, не произнося ни слова, не совершая ни малейшего движения, эмоции в его взгляде мелькали в безумном калейдоскопе.

— Габриэль? — его голос сорвался на последнем слоге.

Страх исчез, испарился под натиском других чувств. Я смотрела в его глаза, и мое сердце сжималось, а животе все скручивалось