Всю историю перекусиховского бистро Сухоплещенко распутал скоро, впрочем, не вдаваясь в самое ее начало, там ему не по уму было. Ну, взялись откуда-то десять Волковых и Волчек, непристроенных баб в жены набрали, покатили с Брянщины в Москву, кормя народ по пути. Великий князь Никита Алексеевич еще до при царе примерно той же дорогой прибыл, и бабы его тоже в проезжаемых селениях народ кормили. А вот что рэкетиров по дороге пришили да закопали это они молодцы. Умное предприятие у них, еще где-то бабу-экономистку спроворили, их и в Москве-то днем с огнем, — но плохо, что двух бандитов «за так» отпустили. Сухоплещенко шевельнул хозяйственным мизинцем, и уже через два дня прибавилось работы «Мастерской по изготовлению наглядных пособий», той, что на Ломоносовском проспекте. Ничего, там еще не такое вываривали. А вот неопознанный скелет, тот, что в ноябре был на выварку сдан, уже забирать можно. Сухоплещенко сделал пометку в календаре: как раз будет скоро случай далеко его подарить, не забыть бы.

Тюльку-Дениса статский советник в расчет не принял, раз уж его Волковы в свое дело взяли. Но принял в расчет другое: всего в перекатном бистро окопалось двадцать три рыла. Фургон и два прицепа. В меню — лапша, плов. Дневной доход, чистый — чуть не сорок империалов, и даже свой музыкант есть, играет за бесплатно, для услаждения питающихся. Кажется, и документы ведутся учетные, даже книга жалоб в стекле у шофера объявлена. Ну, а что репу-морковку воруют, где могут, — ничего с ними не поделаешь, простые русские люди, такие же, как все…

В общем, нечего этой публике мотаться без хозяина-защитника, хотя пока вроде бы неплохо обороняются. Пусть кормят, зарабатывают, процветают, укрупняют дело. А ездить зачем? Дать им хорошее место в Москве, как-нибудь переименовать, брать с них за аренду символический налог, или даже вовсе пусть ничего не платят, а вот название нужно им другое. Престижное. Не деньги были статскому советнику сейчас нужны, их сейчас ему хватало, — ну, не слишком, конечно, лишних не было, но кое-какие водились.

В границах Московской губернии перекусиховское бистро остановили какие-то пятеро в гражданском. Но без стрельбы, без угроз и без мотоциклов; так, стояла на обочине серая «волга», какой-то тип поинтересовался документами, в основном лицензией на торговлю. Попросил экономиста, кто тут вложением-недовложением занимается. Ну, ясно кто: Анфиса Волкова. Пересела она в «волгу» со всей пачкой документации, сидела там битых два часа, Антон, Антип и Артем все это время непрошеных мужиков на мушке держали, не таких, чай, закапывали. Но Фиса выглядела мирно, хотя сурово, что-то там доказывала. Потом бумажки сложила и отправилась в кузов фургона совет держать. «Волга» осталась на месте.

Пришла Фиса с деловым предложением от статского, не то действительно статского, он, кажется, и сам не помнил какого советника Бухтеева. Предлагали перекусиховскому бистро не обычный рэкет, а культурный. Во-первых: ни гроша с них никто не требовал. Во-вторых: обеспечивали им снабжение мукой, сухими грибами, ножками какого-то вкусного президента. И место им предлагали в черте Москвы постоянное, притом какое-то хорошее, где и потребитель все время, и бандитов нет. И другие блага. Анфиса их записала, хотела список прочесть. Тут не выдержал Тимофей.

— Ну, а с нас-то, с нас-то что?..

— С нас, Тимоша, вот что, не ерепенься наперед, не такая это чепуха, как тебе кажется. Хочет советник Бухтеев, чтобы мы название сменили.

Минута молчания длилась и длилась — никаких генсеков таким долгим молчанием не чтили. Нарушил молчание Тюлька, ничего не понявший, но названием заинтересовавшийся.

— А чем «Перекуси» плохо? Ну и как мы теперь будем?

— Ты погоди, будем, не будем. «Перекуси» мы останемся. А менять то, что дальше. Хотят от нас, чтоб мы кузов перекрасили и документы переоформили… Нет, переоформит он сам. Мы будем «Бухтеев и Компания».

— А «Братья Волковы и Волчек»? — возмутился Артем.

— Это если хотим, ему без разницы.

— Нет, мы хотим! — объявил почему-то Тюлька.

— Ну, а если не согласимся? — спросил Артем.

— Да ладно, начальник взялся… Я уже согласилась. Но с тем, чтобы место в Москве мы сами выбрали. В общем, если больше сказать некому и нечего, то пожалте краситься.

Артем потянул носом, нюх был все еще при нем, волчий. Он чуял, что контору во что-то втягивают.

— А если не согласимся?

Анфиса достала что-то в тряпице и развернула. Артем увял мигом: это была та самая звездочка из красной жести, которую они с двоюродными укрепили поверх обелиска, когда мотоциклистов закапывали. Выбора никакого не было. Где и какая потайная свинья зарыта — советник Бухтеев, выходит, уже докопался.

— Ну, а пожрать с нами западло твоему Бухтееву будет?

Анфиса, ни слова не говоря, собрала бумаги и вылезла из фургона. Бухтеев, человек совершенно подневольный, на этот случай имел инструкцию: жрать, что дадут. Дали опять-таки лапши. С тем и порешили. Потом еще долго перекрашивали фургон и прицепы, еще до утра переписывали с Анфисой бумажки, — никому не спалось. Тимур наигрывал мелодию, которая братьям больше всего полюбилась, потому что на губной гармонике выходило почти так, словно бабушка Серко поет, — вообще-то это была «Серенада» Шуберта, но откуда такое знать Артему. Волковы сидели кружком и роняли слезы, бабы даже удивлялись, какие у них мужья задушевные. По просьбе Бухтеева Артем сыграл еще и недавно выученный марш «Тоска по родине». Репертуар у Волчека был уже на два десятка номеров, потому как слух он имел абсолютный, а губную гармонику репарационную.

Так на обочине, Балабанова не доезжая, простояли еще день и еще ночь. Утром Бухтеев привез специально изготовленную для перекусиховцев круглую печать, еще треугольную печать, еще пачку фирменных бланков, трудовое соглашение с московским начальством и еще до фига всего разного. Устал Бухтеев как последняя служебно-бродячая, мечтал об одном: убраться к себе в Наро-Фоминск, где сухоплещенковская жена на связи дежурит. Ладно, что ее муж заставил Бухтеева все переговоры с бистро проворачивать, так ведь еще и завози туда муку, чтоб хорошую притом, за подмоченную, грозит, Бухтееву самому репутацию подмочат, да еще как! С него станется, и подмочит, и вовсе замочит нет в нем сердобольной русской души.

Отдыха в эти дни не перепало даже Тюльке. А уж Анфиса вовсе «дошла» — из всех документов по прежнему хозяйству можно было не переделывать разве что «кэ жэ и пэ», потому что в ней вообще ни единой записи не было. Однако Бухтеев, помимо всяких формальностей, привез фирме и подъемные: пятьсот новых, кажется, даже еще теплых с чеканки империалов. И сейф к ним. Заметил, какой именно вещи в хозяйстве недостача наличествует. Бесплатно! Мужчина этот Бухтеев был из себя ничего, но куда ему до Тимофея! Словом, перекрасились, погрузились, поехали, — с тем, что место постоянной стоянки они выберут, когда Москву изучат хоть малость. А Бухтеев свалил в Наро-Фоминск.

Первую остановку сделали в Матвеевском и сразу чуть не погорели: не все рэкетиры Москвы были подчинены Бухтееву. Устроили Волковым, только они торговлишку-то начали, натуральную драку. Бабы, как было условлено, сразу в фургон деру, мужики встали стеночкой, как один все фигуристые, жилистые, небритые. Москвичи, что к ним втроем за калымом подвалили, как-то поджались и поостереглись, — впрочем, отступили с угрозами. Тема добрался до телефонной будки, ноготь в прорезь пихнул, — ну, и связался с нужным номером, про который за Балабановым условились. Мужичонки московские рассосались, но торговать в Матвеевском перекусиховцы больше не пожелали: грязно, лезет с угрозами всякая шушера, ногтей на нее не напасешься. Поехали дальше к центру.