У: Какие невыполнимые задачи Он ставил…

А: Да, но ведь и требование в конце главы какое: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Вообще, по строгости требований к пастве православие, наверное, ни с какой другой религией не сравнится.

У: Как интересно раскручивается смысл: сначала «око за око, зуб за зуб» – равное количество зла и не больше; потом «кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» – не равное количество добра в ответ на зло, а большее; а потом «любите врагов ваших… благотворите ненавидящим вас» – идет по возрастающей.

Д: Интересно все-таки, давал ли Он какие-то разъяснения?

В: Или Он произносил это так, что всем становилось понятно?

А: Я думаю, что очень многое Ему не было нужды говорить. Он излучал такое количество энергии просветления, что люди, просто глядя на Него, понимали смысл Его слов.

Д: А как же самому стать таким кротким, просветленным, не пройдя этот внутренний путь, не пропустив этот опыт через себя?

А: Никак.

Д: Ты же говоришь, что в Его присутствии…

А: В Его присутствии люди понимали, куда надо двигаться и что делать.

Д: А трансформация при этом не происходит?

А: Это понимание дороже всех гор злата во Вселенной.

Д: Но если оно остается только пониманием…

А: А как же свободный выбор?

Д: Я думала, что присутствие просветленного существа обладает такой силой на его ближайшее окружение, на учеников, например, что он эту мудрость просто вкладывает в них.

А: В Деяниях Апостолов описано, как много у них было сомнений и колебаний. Кроме того, ближайшим окружением Иисуса какое-то время, пусть и недолгое, были и первосвященники, и Понтий Пилат.

Д: Но первосвященники сопротивлялись, а апостолы были открыты Его учению.

А: Апостолы тоже сопротивлялись, просто по-другому. Первосвященники же сразу сделали свои выборы, не раздумывая и не сомневаясь, и все, что им оставалось – это разделаться с Иисусом. А апостолам приходилось проходить через мучительные внутренние испытания, самим преодолевать сопротивление бессознательного, раскрываться, капитулировать, умаляться – в общем, выполнять всю ту черновую духовную работу, без которой, впрочем, любая другая становится невозможной. Отождествиться с эго, как это сделали первосвященники, конечно, значительно проще.

Итак, какую работу необходимо проделать, чтобы инфернальный центр внутри нас перестал действовать? Если мы смогли увидеть эго в действии, то мы уже в значительной степени создали предпосылку для освобождения, потому что все бессознательные реакции обладают безусловной силой воздействия на своего носителя только до тех пор, пока они абсолютно для него не видимы и не воспринимаемы им. Если тонкость и искренность восприятия возросла до такого уровня, что ви́дение позволяет осознать присутствие в нас этого центра, то следующий шаг – покаяние, капитуляция, и следующее за ней освобождение от него – сделать совсем не так уж трудно…

Видимо, этим мы и отличаемся от древних людей: у них тонкость восприятия была очень слабой, понятийный аппарат – крайне неразвитым, кроме того, практически отсутствовал какой бы то ни было опыт созерцания. Даже возможности языка были принципиально другими – не приспособленными для описания процессов, созерцаемых нами сейчас. Но зато была вера такая, какой у нас уже нет. А вслед за верой – и искренность, а вслед за ней – и глубина покаяния со всеми последующими «выхлопами». Все это в совокупности оставляет наши нынешние времена далеко позади.

Д: Она была слепая?

А: Нет, она была наполнена – любовью, например.

Д: Но если понимания не было.

А: Для того, чтобы вера была живой и наполненной, достаточно чувства любви и стремления к высшему. Если бы у древних людей был наш уровень и возможности созерцания, а у нас была такая же вера, как у них… Вера – это нечто живое, действующее.

Д: Это открытое сердце?

А: Это прежде всего готовность жертвовать – вот самый главный признак веры. Готовность к жертве – это очень живое, глубокое и мощное чувство. Даже если интеллект очень слаб, но есть готовность жертвовать, готовность отдать, то в сознании происходит чудесная метаморфоза – просто в результате этой готовности. Четким критерием для установления различия между материализмом и идеализмом является ответ на вопрос, что где находится: наш субъект восприятия внутри пространства или пространство внутри субъекта восприятия. Когда есть вера, то этот вопрос решается не на уровне интеллектуального созерцания, а на значительно более простом уровне: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6.21). Если есть вера, то не так важно, насколько изощренно она интеллектуализируется и описывается – «высшее», «Бог» – гораздо важнее те чувства и понимание, которые человека наполняют: вот мое хозяйство, вот мои овцы, и от всего этого я отказываюсь, отрекаюсь во имя чего-то более важного. Он еще не знает, во имя чего, но его вера настолько велика, что он от всего отказывается. И когда этот реальный акт жертвоприношения происходит, то все сердечные привязанности, (которые, при созерцании преодолеваются в результате упорной и длительной практики), разрываются сами собой, потому что этот акт совершается добровольно без каких бы то ни было ожиданий получить что-нибудь взамен. Сила веры заключается именно в этой бескорыстной готовности. Что нужно для того, чтобы от всего отказаться ради чего-то высшего? Десять лет в тибетском университете? Или двадцать лет медитативной практики? Ничего не нужно – только сила веры. Поэтому простым людям путь наверх открыт точно так же, если не в большей степени. Все, что им нужно сделать – это отречься. Но в наше время нет такой цельности натуры. Время другое, количество лукавства в каждом из нас невероятно велико…

Нам опять необходимо вернуться, однако, все, чего мы касаемся в ходе рассуждения, оказывается связанным между собой. Так и здесь: нас ударили по щеке – где находится тот, кто нас ударил?

М.: В пространстве снаружи.

А: Да, Рита, ты правильно меня поняла. В пространстве, которое находится снаружи – и поэтому полюбить его нет никакой возможности. Как сделать так, чтобы тот, кто нас ударил, оказался в пространстве внутри нас? Можно это сделать с помощью интеллектуального созерцания – хорошо, если есть такая возможность; а если ее нет, как быть тогда?

Д: Полюбить его.

В: Как это – полюбить? Просто взять и полюбить?

Д: Наверное, надо очень сильно этого хотеть и молиться.

А: Какая же сила должна быть у молитвы, чтобы по ней Господь дал сердцу каменному и остывшему искру любви, чтобы Он напитал его хотя бы одним глотком этой любви?

М: Чем можно измерить эту силу?

А: Не знаю, можно ли ее измерить, но вот какой она должна быть, мне кажется, можно сказать.

М: Очень искренней.

Д: Сокрушительной.