И едва ли многие из стражи и слуг в этих стенах встали бы у него на пути.

— Ты звал меня, князь?

Человек в черном плаще с капюшоном появился рядом так тихо и неожиданно, что Сигизмунд едва не подпрыгнул. При желании Мирек умел двигаться почти неслышно — и за это умение князь щедро платил ему оставшимся от покойного брата золотом.

Хоть в последние дни соглядатай приносил одни лишь дурные вести.

— Что ты видел? — Сигизмунд прошагал к столу и опустился в кресло. — Что?..

— В городе неспокойно, князь.

— Это я и так знаю! — проворчал Сигизмунд. — Разве я плачу тебе за то, что может рассказать любая торговка с базарной площади?

— Нет. — Мирек усмехнулся и, не дожидаясь приглашения, тоже уселся за стол. — Но мой товар стоит дороже, чем у торговок… Намного дороже, князь.

Соглядатай требовал награды без всякого стеснения. Сигизмунд уже давно догадывался, что тот наполнял свой кошелек не только золотом из сундуков князя. И то, что Мирек расскажет здесь, наверняка уже слышали и другие — но заменить его было некем.

В такие дни нельзя верить даже собственной тени.

— Держи! — Сигизмунд вытащил из-за пояса мешочек с монетами и швырнул на стол. — Но если ты не разузнал ничего дельного, клянусь, я…

— Ты не будешь разочарован, князь. — Мирек сгреб золото так ловко, что то даже не звякнуло. — Весь город говорит о возвращении Вацлава.

— Это я уже слышал. — Сигизмунд нахмурился и сложил руки на груди. — Пьяницы и нищие все время болтают…

— Думаешь, я стал бы пересказывать тебе байки пьяниц и нищих, князь? — ухмыльнулся Мирек. — Один из тех, кому я верю, как самому себе, своими глазами видел черного человека, который обещал, что скоро Вацлав вернется, и заберет у тебя то, что принадлежит ему по праву.

— Черного… человека? — переспросил Сигизмунд.

Ему вдруг захотелось, чтобы огонь в очаге вспыхнул поярче и разогнал темноту в углах зала.

— Его видели торговки, стража и гончары из ремесленного конца… И даже двое рыцарей. — Мирек покачал головой. — И все они говорят одно и то же: Вацлав вернется. И приведет с собой огромное войско, которое прогонит северян. А тебя, князь, повесит кверху ногами на городских воротах…

— Придержи язык! — Сигизмунд сжал кулаки. — Как ты смеешь?..

— Я лишь повторяю то, что говорят люди, князь. — Мирек чуть склонился, но в его взгляде не было и тени смирения. — И даже среди тех, кто служит тебе, многие ждут возвращения законного наследника Прашны.

Законного наследника. Мирек никогда не был глупцом — и уж точно не сказал бы подобного случайно. Гнев полыхнул в груди Сигизмунда… и тут же сменился страхом. Князь слишком хорошо знал, какое оружие соглядатай всегда прячет в рукаве своей куртки. И как проворно умеет с ним управляться.

Не успеешь и вскрикнуть.

— Пустая болтовня… — Сигизмунд потянулся было к кувшину на столе, но тут же убрал руку — чтобы Мирек не увидел, как она дрожит. — Даже если Вацлав посмеет вернуться сюда, ему не хватит людей, чтобы взять город!

— Если никто не откроет ворота изнутри. — Мирек криво ухмыльнулся. — Говорят, что охотники видели знамена Вацлава в двух днях пути на восток.

— Кто? Сколько у него людей?!

— Откуда мне знать, князь? — отозвался Мирек. — Но если он и правда идет сюда…

— Я буду его ждать. — Сигзмунд поднялся с кресла. — А сейчас отправляйся к восточным воротам. Пусть удвоят число дозорных.

— Как пожелаешь, князь.

— Вели не жалеть факелов. И скажи, что я обещаю сотню золотых первому, кто заметит войско Вацлава.

* * *

— Телеги… — Иржи привстал на носках и вытянул шею, как голодный гусак, вглядываясь вдаль. — И откуда они взялись?

— А ты сам-то как думаешь? Приехали по дороге.

— А то я не знаю! — огрызнулся Иржи.

— Так если знаешь — чего спрашиваешь, дурья твоя башка?

Добромил, прозванный другими стражниками Хромцом за искалеченную полтора десятка лет назад на охоте ногу, дремал. И будь его воля — даже одного глаза не раскрыл бы, чтобы поглядеть, кто там едет по дороге.

На западных воротах не служба — благодать. Не то, что на восточных. Туда Добромила не звали уже давно. Да и звали бы — все одно не пошел бы. Уж лучше у замка на площади. Или у конюшен — там и своя хата недалеко. А хоть и здесь — тоже неплохо. Тишь да гладь. Только Иржи скачет, будто задом в костер сел…

Молодой еще, больно спешить любит. В княжье воинство здоровьем не вышел — зато вон, какой глазастый. Его бы те ворота — может чего и разглядел бы с башни. Князь за то полсотни монет обещал. Боится, видать, что Вацлав молодой вернется, да его, дядьку родного, кверху ногами на воротах повесит.

А хоть бы и повесил. Так Сигизмунду, собаке, и надо.

— Встал бы хоть, старый… — беззлобно проворчал Иржи. — Увидит кто, скажет князю — так он с нас обоих шкуру спустит.

— Не спустит. — Добромил махнул рукой. — Не до нас ему сейчас. Сам с восточных ворот не слезает, племянника высматривает. И благородные все с ним. А в этот конец — ни ногой.

— Ты потише бы… — Иржи заозирался по сторонам. — Еще услышит кто.

— И что? — Добромил усмехнулся в седые усы. — Сейчас в городе такое болтают, что если каждого вешать — князю портки постирать некому будет.

— Да уж… — вздохнул Иржи. — Неспокойное время в Прашну-матку пришло. А я вот тут с тобой… Мхом уж порастаю, что твое бревно. Лучше бы на восточных воротах сидел — может, углядел бы чего, да княжье золото и заработал!

— Может, углядел бы. — Добромил потянулся и зевнул. — А может, и нет. Не грусти, парень. Свое мы и здесь добудем.

— Это как? — тут же встрепенулся Иржи.

— А вот так. — Добромил уперся древком копья в землю и с кряхтением поднялся на ноги. — Я уж слепой почти, а смекнул, что за телеги сюда едут. Сам Гусь в Прашну пожаловал!

— А и верно! — Иржи снова посмотрел на дорогу и тут же оскалился, показывая щербатые зубы. — Сейчас как пощипем Гуся…

— Смотри, как бы его без тебя не пощипали. — Добромил шагнул навстречу приближающимся телегам. — Видать, совсем худо на дорогах стало — никак, повыбили гусиное воинство… других нанял.

Добромил переводил взгляд с одной телеги на другую, но никак не мог увидеть хоть одно знакомое лицо. С Гусем и раньше приходили северяне, но… другие. Эти бы вполне могли служить и князю, и самому конунгу северян. Все, как один, рослые и плечистые, да еще и с такими рожами, что Добромилу вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда.

Да и Иржи чего-то притих… Странное дело. Вроде телеги те же, лошади те же — а люди другие. Хорошо хоть сам Гусь цел — вон, уж рукой машет.