Ее мать оказалась Розовой Леди.

У Поппи было в распоряжении всего десять секунд на то, чтобы посмотреть на картину, но ей хватило бы и одной секунды, чтобы узнать маму.

Леди Дерби являлась главным и наиболее заметным объектом на последнем из портретов Ревника. Художник изобразил ее танцующей с отцом Поппи, которого она сразу узнала, хоть он и был повернут к зрителю спиной. Ей даже показалось, будто она разглядела завязки на его манжетах.

Поппи была удивлена и даже потрясена тем, что видит романтическую сценку из жизни родителей навеки запечатленной на полотне… и благодарна судьбе за это. Снова увидеть лицо матери — уже само по себе ошеломляюще. Драгоценный сюрприз. Поппи словно бы на короткое мгновение повидалась с мамой, это незабываемо. Однако, даже находясь на пике эмоций, Поппи с чувством горечи осознавала, что картина, которую она уже полюбила всей душой, как-то связана с операцией секретных служб.

Самым неприятным было то, что она обо всем этом не могла поговорить ни с Элинор и Беатрис, ни со своим отцом, ни с тетей Шарлоттой.

Поппи также хотела, чтобы они увидели картину, но если Николас заполучит ее на балу у Ливенов, разве им выпадет такая возможность? А что будет дальше с этой картиной? Над чьей каминной полкой станет она красоваться?

Когда они вернулись на раут, Поппи решила, что ей следует уехать домой в сопровождении помощника конюха. Иначе она не справится с чувствами и мыслями, которые бушуют в ней, и все выложит подругам. А это не доставит радости ни Драммонду, ни секретным службам в целом.

— Вы не уедете домой с помощником конюха, — заявил ей Николас. — Ваш нареченный, — он подчеркнул это слово, — доставит вас обоих домой в своей карете. Парнишка может усесться на козлах рядом с кучером, а мы с вами побеседуем о вашем вечере, о том самом, о котором вы не сочли нужным сказать мне хоть слово.

Поппи была настолько взволнована, что выслушала его выговор без малейшего возмущения и возражений.

— Я полагаю, девочки сообщили вам, что Сергей пригласил меня на обед-маскарад. И даже прислал мне вот это платье.

— Да, они мне сообщили, — подтвердил Николас, и губы у него сжались в тонкую, опасную линию. — Позвольте мне пояснить вам одну вещь. Вы не должны больше исчезать таким вот образом. Теперь, когда вы связаны со мной, вам следует быть куда более осторожной и не оставаться в одиночестве. — Николас обнял се за плечи. — В отделе мне сказали, что кто-то может попытаться разлучить нас. Как знать, до чего они могут дойти. Сотрудник секретных служб, окруженный врагами, не всегда в состоянии их распознать.

Поппи на секунду прикусила нижнюю губу, потом сказала:

— О Господи, только подумать об этом… В таком случае то, что я должна вам сообщить, чрезвычайно важно и секретно, и нам следует высадить конюха, а потом снова подняться на вершину собора Святого Павла.

— Очень хорошо. — Лицо Николаса приняло строгое выражение сотрудника секретных служб, которое Поппи находила особенно привлекательным. — Но у меня есть другое безопасное местечко, куда мы можем удалиться. Оно расположено гораздо ближе и не требует подъема по лестнице в пятьсот тридцать ступенек.

Вот так они и попали на маленькое, но на вид вполне надежное суденышко, причаленное к берегу в одном из доков на Темзе.

— Судно принадлежит мне, — сказал Николас, — но я редко им пользуюсь. — Он помог Поппи подняться на борт. — Придется подождать несколько минут. Посидите пока в кубрике, полюбуйтесь видом ночного Лондона. Нам повезло, дует легкий ветер, и луна сегодня полная, так что прогулка по реке удастся на славу.

Поппи сидела и наблюдала за тем, как Драммонд отвязывает чалки и поднимает парус. Вслед за тем в тишине, нарушаемой только случайными похлопываниями паруса и звуками ночного Лондона у них за спиной, Николас вывел судно на середину Темзы и еще через пять минут бросил якорь.

— Давайте спустимся вниз, — предложил он как ни в чем не бывало.

Он открыл люк и помог Поппи спуститься. Она перешагивала с одной ступеньки на другую, полностью доверившись теплой руке, которая обвивала ее талию. Оказавшись внизу, она окинула взглядом уютное убранство каюты и вздохнула.

— Как безопасное местечко, это — просто совершенство.

— Благодарю. Я тоже так считаю. — Николас оставил люк открытым, и лунный свет свободно лился в каюту. — Присядьте, прошу вас, и расскажите о том, что произошло.

Поппи уселась на обложенную диванными подушками койку, Николас присел рядом.

Легкое покачивание парусника было тем, что и требовалось Поппи для успокоения взбудораженных нервов. Николас не говорил ни слова. Он терпеливо ждал, и Поппи оценила это по достоинству.

— Я видела картину «Розовая Леди», — наконец проговорила она.

— Вы ее видели? — Поппи почувствовала в голосе Драммонда возбуждение, хотя он, как обычно, полностью себя контролировал. — Я думал, что картина у Ливенов.

— Пока нет. Конечно, могло быть и так, что Сергей вернул ее в свои апартаменты, собираясь показать сегодня вечером. Потому я туда и отправилась. Он прислал особое приглашение с обещанием показать картину мне.

— Вот как? И что же вы обнаружили?

Поппи посмотрела ему прямо в глаза, которые при ночной темноте казались черными озерами.

— На картине изображена моя мать, — произнесла она. — Именно она и есть Розовая Леди.

Николас хохотнул.

— Вы шутите!

— Нет, — сказала она и глубоко вздохнула.

— Вы уверены, что женщина на картине и есть ваша мать?

— Да. Признаться, я было подумала, что мне это просто грезится. Но это была мама. И это платье на ней… Оно до сих пор цело и хранится у нас дома в особой комнате.

Поппи прижала к губам ладонь и часто-часто заморгала, стараясь удержаться от подступивших к глазам слез.

— Я была так счастлива увидеть ее снова… Вместе с папой…

То было видение, которое сохранится у нее в памяти на всю жизнь.

Николас сжал ее руку.

— Для вас это стало, я думаю, настоящим потрясением.

Поппи кивнула:

— Да, так и есть. Но стало и подарком. Огромным.

— Мне это совершенно понятно, — негромко и с нежностью проговорил Николас.

Поппи вздохнула почти неслышно.

— Прямо сейчас я не хотела бы думать о том, почему мои родители изображены на полотне, за которым охотятся секретные службы. Это слишком огорчительно. — Она выпрямилась, и с губ ее, скорее всего невольно, сорвались слова: — Прямо сейчас я хочу вас, Николас.

— Идите ко мне, — сказал он.

Поппи бросилась к нему в объятия, и Николас крепко обнял ее. Объятие тотчас обернулось поцелуем. Крепким и очень горячим, и Николас в эту минуту был красивее всех, мужчин на свете.