Можно сказать, что у Зверянина получилось перещеголять самого себя и представить мне достойного преемника жандарма и классического до зубовного скрежета представителя профессии. Такого, что про него можно рисовать комиксы. Если конечно, кому-то придёт в голову рисовать комикс про докторов.

Доктор что-то спросил у меня, и я помотал головой. Мол, не понимаю. Я был занят важным делом.

Последняя четверть яблока исчезла между лошадиными зубами.

— Док хочет что-то спросить! — сказал я пробегающей Марине. Она прочно запуталась в скакалке, будто в паутине, так, что даже руки торчали из беспорядочных пересечений и спонтанных узлов под странным углом.

— Ну, так ответь ему что-нибудь, — нервно сказала она.

Мара всегда нервничала перед выступлением. Как будто это она здесь была самой младшей. Хотя, после меня она и была здесь новичком. И имела полное право нервничать, потому что в отличие от меня была полноценным членом труппы, а не ходячей коновязью.

На шее у доктора что-то блестело. Халат его был расстёгнут — с наступлением темноты не похолодало ни на градус, — под ним виднелся серый вязаный жакет и рубашка, тугой воротник обхватывал шею так, что я подумал: рубашка-то у него застёгнута на все пуговицы.

Доктор выглядел довольно беспомощным. Грузным шагом прошёл Костя, неся перед собой большой чёрный прожектор, и я сказал ему:

— Док хочет что-то спросить. А я не понимаю языка.

Костя остановился, ноша опустилась на колено, будто бы это был лифт, спустившийся на этаж ниже.

— Он говорит по-русски?

Я оглядел доктора с ног до головы. Откровенно говоря, интерес в нём вызывал только обвешанный фонариками старинный велосипед. Возможно, у господина, который хотел забрать меня из приюта, была модель того же года.

— Мышик, — сказал я. Если док знает русский, он должен узнать это слово.

Ни пёс, ни доктор не отозвались. Я оглянулся, чтобы сказать об этом Косте, но того уже и след простыл.

— Кому-то нужна помощь? — спросил я дока, как будто это на моих плечах болтался белый халат. — Кому-то плохо?

Я разглядел наконец, что за штука поблёскивала на шее у доктора. Новенький статоскоп, словно осьминог, он спустил на грудь мужчины свои кожистые щупальца.

Доктор безмолвствовал, но по-прежнему что-то от меня хотел. Он беспомощно озирался и искал среди артистов коренных австрийцев.

Аннин номер прошёл на ура. «Разминочный номер», как Мара его называла. На спине кобылицы девушка делала стойку на руках, потом свешивалась, обхватив мускулистыми ногами брюхо лошади, справа и слева, и даже вниз, между задними и передними ногами Цирели. Были разноцветные мячики, которые девушке кидала Марина. Анна на полном ходу умудрялась держать один такой мячик на лбу, а два других — на тыльных сторонах вытянутых в разные стороны ладоней.

Затем был номер с прыжками лошади через огромную скакалку. Всё прошло гладко, хотя обильно вспотевшие ладони я себе заработал, и уже начал бояться ближе к концу номера, что скакалка выскользнет у меня из рук, и идею Капитана относительно провала выступления претворю в жизнь именно я. Он-то меня похвалит, а вот все остальные…

— Брось, — сказала мне потом Мара, сама как сгусток электрического тока. — Относись к выступлениям проще. Ты же не на свидании.

На Анне был обтягивающий зелёный жакет с блёстками, узкие штаны с раструбами до середины лодыжек; из чего я заключил, что программа будет напряжённая с самого начала. Если для Кракова достаточно было пышной юбки, открытых ножек и плавного, гипнотического движения рук, чтобы зачаровать толстых пьяных панов, то чтобы растрясти здешнюю публику, необходимо было пострелять по ним из арбалета. Что Анна и собиралась сделать. В переносном смысле, конечно.

Она была босиком, и когда делала стойку на руках, пятки её сверкали под слеповатыми глазами фонарей, словно велосипедные светоотражатели. Волосы несколько раз были прихвачены резинками и напоминали большую косу с забавным беличьим хвостиком на конце.

После выступления раздались продолжительные овации, такие ровные, что если слушать их с закрытыми глазами, можно подумать, что это плеск волн. В шляпу, предусмотрительно оставленную перед ленточкой, полетели мелкие деньги.

Мои руки пригодились Косте, который возился с установкой двух прожекторов. Он мурлыкал под нос какую-то русскую песенку.

— Подпевай, — сказал мне мужчина, но я не знал слов, не знал языка, и поэтому следом за ним тянул только гласные.

К зрителям прибавилось несколько дам преклонного возраста, очевидно, из близлежащих домов. Они принесли с собой раскладные стульчики и теперь шумно усаживались, похожие в свете фонаря на окапывающихся солдат.

Доктор всё ещё был здесь, и растерянное выражение на его лице ни на йоту не изменилось.

— Sprechen Sie deutsch? — обратился он ко мне. Пятью минутами раньше я встретил Джагита, и спросил:

— Вы знаете немецкий? Там приехал доктор. Он довольно потерянный. Всё время что-то спрашивает.

Джагит взгромоздил на меня груз своего внимания.

— Я сам доктор. Скажи ему, чтобы ехал домой. Это, наверное, врач, присланный властями на случай, если у нас что-то случится.

— А что у нас может случиться? — спросил я.

— Это всё-таки цирк, мальчик. У нас есть опасные номера и дикие животные. Со смертью не шутят. Никогда. Но я сумею оказать первую помощь.

Так что теперь мне только и оставалось, что развести руками. Из темноты возникла Мара и потащила за собой.

— Нужно принести ящик номер шесть.

— Он лёгкий, — ляпнул я. — Я притащил его в одиночку…

И запнулся. Будет ли он лёгким теперь, когда мы знаем, что Капитан внутри? Вряд ли.

— Может, позвать Костю?

Костя запустил оба прожектора, и мотыльки, танцевавшие вокруг фонарей, посчитали алмазы их ламп больше подходящими к своему белоснежному наряду. Мы кликнули его, и втроём оттащили коробку куда нужно. Весила она теперь порядочно, но я никак не мог понять, может ли нормальный человек столько весить или нет.

Когда я вернулся на прежнее место в тени справа от сцены — место призрака закулисья, театрального демона, который появляется во время смены декораций — доктор всё ещё топтался здесь.

Анна сочла, что народу уже достаточно. Она взяла мегафон, вышла туда, где перекрещивались лучи двух прожекторов, и объявила:

— А теперь сенсация! Явление давно оставившего нас мистика, мистера Волшебника, который в своих странствиях дошёл до самих Гималаев и побывал на дне Мариинской впадины…

Дальше шло перечисление многочисленных титулов, от которого Аксель в коробке должен был раздуться так, что ящик номер шесть просто погиб бы от натиска его плеч и грудной клетки. Уже то, что этого не произошло, я посчитал чудом и с трудом удержался, чтобы не захлопать в ладоши.