отряды, причём самые дешёвые, которых только возможно было нанять — какой-то немыслимый сброд из Польши, Валахии и прочих забытых Господом мест. Половина их разбежалась, не добравшись до Сицилии, а вторую половину муслимы разогнали буквально плетьми. Впрочем, чего ещё можно было ждать? С самого начала было ясно, что эта шваль вовсе не собирается сражаться и умирать за империю.

— Возможно, если бы опасность угрожала непосредственно империи, дворянство отнеслось бы к этому по-другому? — заметил я. — Не подумайте, что я сомневаюсь в ваших словах, ваше величество, но всё же считаю, что слабость империи порядком преувеличена.

— А Сицилия — это не часть империи? — саркастически осведомился Конрад. — К опасности отнеслись бы по-другому только те, чьи владения оказались бы под угрозой. А другие просто смотрели бы на это, а то и откусили у соседа кусочек при случае. Излишние вольности разрушают империю, и ситуация с этим давно уже стала критической.

— Вы безусловно правы, ваше величество. Конечно, дворянству дóлжно иметь привилегии, иначе теряется смысл дворянства, но, как вы верно заметили, они должны оставаться в разумных пределах. Полагаю, его высочество герцог Баварский также согласится, что в настоящее время привилегии дворянства несколько чрезмерны, и некоторую их часть стоило бы отобрать. Но всё же вольности — крайне болезненная тема для дворянства, и отбирать их следует очень осторожно и постепенно.

— Вольности я как раз не отбирал, — возразил император.

— В самом деле, — кивнул я. — Вы отбирали земли, так гораздо проще. Когда нет своей земли, большая часть вольностей теряет всякое значение. Но если посмотреть на результат, то напрашивается вывод, что такое решение оказалось слишком радикальным. Вероятно, было бы правильнее ограничивать вольности, а не отбирать земли.

— В империи даже император вынужден подчиняться закону, — усмехнулся Конрад. — Не существует законной возможности отобрать однажды пожалованную привилегию.

Мне почему-то вспомнился архиепископ Трира Жерар Бопре. Сначала я не понял, к чему я вообще его вспомнил, потом задумался, зачем подсознание выдало мне это воспоминание, а потом что-то щёлкнуло, и кусочки головоломки встали на свои места. Что делать, если твоя партия сложилась неудачно, и тебя не устраивает положение на доске? Проще всего смахнуть с доски фигуры и начать партию заново.

— Вы сами затеяли гражданскую войну, ваше величество, — потрясённо сказал я. — Вы отобрали земли, чтобы заставить дворянство взбунтоваться и дать вам возможность отобрать всё остальное.

Император смотрел на меня с непроницаемым выражением лица и молчал, а вот во взгляде кронпринца промелькнул интерес.

— Неплохой способ, ваше величество, — согласился я, пытаясь собраться с мыслями после столь неожиданного открытия, — но главная проблема с ним состоит в том, что если он не срабатывает, то можно потерять многое, ничего не приобретя взамен. Архиепископ Трира попытался провернуть нечто подобное, но у него ничего не вышло. Не знаю, что потерял архиепископ Бопре, но вы рискуете потерять корону. Герцогу Оттону ведь уже не нужно воевать — для победы ему просто достаточно смириться и немного подождать.

Вопрос, правда, в том, позволит ли ему церковь не воевать, но вполне возможно, что и позволит.

— И что же — вы утверждаете, что его предложение решит все наши проблемы? — скептически спросил Конрад.

— Безусловно решит, ваше величество, — кивнул я. — Вы ничего не теряете, только приобретаете — вам ведь на самом деле не так уж нужен Ландсгут. Если вы вернёте его герцогу, империя ничего не потеряет. Взамен вы сможете спокойно передать корону его высочеству, и он сможет начать всё сначала. Это даже если не упоминать, что у вас появится возможность прожить ещё много лет.

— Вы гарантируете, что ваша мать вылечит отца, если он отречётся от короны? — подал голос кронпринц.

— Дитер! — резко оборвал его император.

— Это просто гипотетический вопрос, отец, но я хотел бы услышать ответ, — так же резко возразил Дитрих.

— Я не могу гарантировать, что моя мать сможет вылечить его величество, — ответил я. — Её возможности велики, но всё же не безграничны. Она как-то заметила, что целитель бессилен, если душа пациента больше не хочет жить. Я могу лишь гарантировать, что она приложит все силы для его излечения. Однако пациента необходимо доставить к ней тайно, лучше всего на неприметном дирижабле. Если станет известно, что сиятельная Милослава собирается лечить Конрада Виттельсбаха, пусть даже он уже не будет императором, на нас наверняка будет оказано большое давление и, вполне возможно, мы не сможем ему сопротивляться.

— Если я соглашусь на условия Оттона, мы просто вернёмся назад, — сварливо заметил император.

— И сможете начать партию сначала, не потеряв при этом ничего, — подхватил я. — При этом начнёт новую партию император Дитрих, у которого будет доверие дворянства и церкви, в отличие от императора Конрада — прошу простить меня за откровенность, ваше величество. Император Дитрих сможет сделать то, что не удалось вам — просто делать это надо постепенно, не вызывая враждебности дворянства. Даже если потребность в изменениях давно назрела, общество слишком инертно и не приемлет быстрых перемен. Действуя без лишней спешки, можно вполне ограничить излишние вольности, не отбирая у дворянства земли.

— Отобрать пожалованные вольности невозможно, — напомнил император.

— Я сказал не «отобрать», а «ограничить», ваше величество. Вспоминая сицилийский поход, можно, например, урезать привилегии в качестве наказания за дезертирство присланного подразделения. Это будет воспринято с пониманием, и таким образом можно добиться, что привилегия останется, но при этом обязанность не превратится в фикцию. Это долгий и сложный путь, но он надёжен. Гораздо надёжнее гражданской войны, которая может повернуться в любую сторону. И мне кажется, что в этом случае новый император сможет рассчитывать и на поддержку герцога Баварского. У меня совершенно не создалось впечатления, что он затаил какую-то обиду — как сам герцог сказал мне, он относится к вашему величеству именно как к брату, но различает брата и императора, и понимает, почему император был вынужден действовать именно так.

Император молчал. Молчание затягивалось, однако мы с принцем терпеливо ждали.

— Благодарю вас, барон, — наконец сказал император. — Мы обдумаем предложение нашего брата и в должное время сообщим ему наш ответ.

Глава 21

Оболонский вокзал был довольно странно устроен — с перронов было невозможно выйти прямо в город, и приходилось идти к выходу через весь вокзал — шумный, не очень чистый и вообще довольно бестолково устроенный. Киевляне привычно оправдывали это тем, что Оболонский вокзал являлся старейшим вокзалом в княжествах, и даже мысль что-то перестроить в этом ценнейшем памятнике архитектуры является преступной. По всей видимости, предполагалось, что киевские обыватели, очередной раз получая локтем в бок в тесном проходе, тут же будут вспоминать, что Киев построил свой вокзал раньше Новгорода, и ощущать гордость за демократическую Родину. Лично мне кажется, что было бы уместнее наконец решить, что это — вокзал или памятник архитектуры, — и либо ездить, либо любоваться, не пытаясь совместить плохо совместимые вещи.

Впрочем, недовольными были отнюдь не все — в суете и толкучке Оболонского вокзала карманники чувствовали себя как в раю. Приезжающие, торопясь скорее покинуть памятник архитектуры, чуть позже частенько обнаруживали, что выход в город обошёлся им совсем не бесплатно. Стражники, однако, воров особо не донимали и жалобы на них принимали неохотно — скорее всего, там были давно выстроены прочные деловые отношения в полном согласии с основными принципами принятого здесь народовластия.

Двигаясь вслед за тележкой носильщика, я почувствовал, как на меня как бы случайно довольно сильно навалились слева, и одновременно в мой правый карман залезла ловкая рука. Незамысловатая, но вполне рабочая схема — по большому счёту, большинство воров именно так карманы и чистят. Чтобы работать без отвлекающего лоха напарника, требуется совсем другой уровень квалификации. Я резко ударил локтем напирающего на меня подельника, почувствовав, как под локтем хрустнуло ребро. Одновременно быстрым и почти незаметным ударом сломал пальцы шарящей в моём кармане руки — вряд ли все, к сожалению, но за два поручусь. Проигнорировав слившиеся в один вскрики боли, я как ни в чём не бывало продолжал двигаться за носильщиком. Обокрасть меня больше не пытались — возможно, урок пошёл впрок, но вероятнее всего, на этом направлении работала только одна бригада.

Носильщик, видимо, правильно оценив мой внешний вид, подвёз тележку к стоянке