когда-нибудь дело со Старшими ремесленниками? — с любопытством спросила она.

— Имел, — кивнул я.

— Хотелось его удавить?

— Очень, — признался я, вспоминая своё общение с Янушем Ожеховским.

— Избалованные, капризные, привыкшие, что им всячески угождают… какие, по-вашему, у них шансы возвыситься?

— Действительно, — не мог не согласиться я. — Однако возвращаясь к вашим словам — я всё же плохо понимаю, что такое возвышение путём администрирования.

— Это на самом деле просто. Социум — это ведь тоже структура, принципиально не отличающаяся от любой материальной структуры. С точки зрения возвышения нет совершенно никакой разницы — гнуть волей балки или устанавливать тенденции развития общества.

— Но получается, что так может возвыситься любой бюрократ, — заметил я. — Ну, пусть не бюрократ, а правитель.

— Может, наверное, — согласилась Славяна, — но скорее всего, не возвысится. Ведь в бою тоже мог бы возвыситься любой ратник, но возвышаются только Владеющие. Как возвыситься, если нет дара?

— Да, вы правы, нужен дар, — согласился я. — Но я всё-таки не понимаю, как может работать этот путь. Перекладываешь бумажки, отдаёшь распоряжения — и при этом возвышаешься?

— Вы смешиваете разные вещи, — покачала головой Славяна. — Направлять развитие — это не командовать подчинёнными. И уж тем более не перекладывать бумажки. Представьте себе камень, скатывающийся с горы — он ведь катится не по случайному пути. Философ скажет, что он катится в соответствии с принципом наименьшего действия, но мы скажем проще: он выбирает для своего пути наиболее подходящие ложбинки и впадинки. Так и общество развивается не случайным образом — оно всегда движется по определённым траекториям, которые мы называем тенденциями. Общество как структура всегда ищет тенденции, по которым оно могло бы двигаться, а если не находит, то пытается создать их само. Иногда эти тенденции мы можем легко увидеть, иногда их очень трудно распознать. Например, когда все женщины разом начинают носить широкие штаны по колено — это тоже тенденция. Впрочем, эта тенденция мало на что влияет, есть и более серьёзные, но в отличие от моды, их часто бывает не так просто разглядеть.

— Правители могут создавать тенденции при помощи пропаганды, — заметил я.

— Совершенно верно, — согласилась она. — Вы правильно уловили суть. Пропаганда — довольно эффективный, хоть и грубый метод. Работает не всегда, но в основном работает. Однако это инструмент правителей, а Владеющий устанавливает и меняет тенденции волей.

— И что — это реально? — удивился я. — Задать своей волей вектор развития общества?

— Если воля достаточно сильна, — улыбнулась Славяна. — Начинать нужно с малого, конечно.

— Например, сделать модными любимые штаны?

— Например, — засмеялась она.

— Знаете, гражданка Славяна, — вдруг вспомнил я. — Мне доводилось слышать мнение, что граждане занимаются управлением Киевским княжеством по той причине, что вынуждены это делать. Они не могут просто бросить и отойти в сторону, потому что в этом случае всё просто рухнет.

Она слушала меня с лёгкой полуулыбкой.

— Но возможно ли такое, что на самом деле вы вполне можете отойти в сторону?

— Такое возможно, — с той же лёгкой полуулыбкой подтвердила она.

— То есть вы используете княжество просто как тренировочный полигон для своего развития? — я посмотрел на неё, чувствуя лёгкое ошеломление от своего открытия.

Славяна улыбнулась и не ответила.

Глава 22

— Здравствуй, здравствуй, — добродушно сказал князь, кивая на кресло. — Что новенького расскажешь?

— Здравствуй, княже, — поздоровался я усаживаясь. — В империи я побывал.

— Знаю уже, — кивнул он. — Докладывали мне, что ты ни с того ни с сего вдруг подскочил, запрыгнул в дирижабль и улетел.

— Герцог Оттон захватил в плен мою Владеющую, — объяснил я. — Вот я и летал её выкупать.

— Вот прямо сам герцог захватил? — улыбнулся князь.

— Кто именно захватил — не знаю. Но жила она у него в замке на правах гостьи, и о выкупе я договаривался с самим герцогом.

— Даже так? — удивлённо покрутил головой князь. — Это кто же у тебя такая значительная персона?

— Лада Дорохова, княже, — ответил я. — Если, конечно, тебе это имя что-то говорит.

— А ведь знаешь, что-то говорит, — задумался князь вспоминая. — Слышал я про неё — вроде это у тебя самая больная на голову?

— Не уверен, что самая, княже. Она же не одна у меня такая, и каждая по-своему стукнутая. Как их сравнишь? Но эта действительно где-то вверху списка.

— И зачем ты их таких понабрал? — укоризненно покачал головой князь.

— А где других-то взять, княже? К тому же ведь именно из таких Высшие и получаются. Которые нормальные — те, по-моему, и не развиваются особо. Ну, у меня такое впечатление сложилось.

— А про свою мать тоже так скажешь? — он с любопытством посмотрел на меня.

— А её зацикленность на клинике — это нормально, что ли? — тяжело вздохнул я. — Я давно уже из-за этого беспокоюсь. Надеюсь, Эрик её всё-таки немного отвлечёт.

— Ребёнка родит — отвлечётся, — махнул рукой князь.

— С нами она не особо отвлекалась, — заметил я хмуро. — Мы сами по себе росли. Извини, княже, не стоит мне, пожалуй, мать обсуждать.

— Ну и не будем, — согласился князь, — да и что её обсуждать? На самом деле, Кеннер, я с тобой и не спорю. Так и есть — все они с какой-нибудь придурью. Сколько у меня нервов эта публика сожгла, ты бы только знал. Хотя Аня вроде нормальная, пока что никаких заскоков у неё не замечал.

— Я тоже не замечал, чтобы Максакова как-то чудила, — подтвердил я. — Хотя я с ней не очень хорошо знаком, так что уверенно утверждать не рискну.

— Ладно, что это мы с тобой вдруг сплетничать взялись, как бабки на скамейке, — иронически хмыкнул князь. — Ты что пришёл-то? Рассказать что-то хочешь, или просто поделиться впечатлениями? Где гулял, какие достопримечательности посетил…

— По-хорошему надо было доклад тебе подать, княже, — виновато сказал я, — но очень уж деликатные темы затрагиваются. Позволь, я тебе устно всё расскажу, а ты мне сам скажешь, что надо в докладе написать, а что лучше между нами двумя оставить.

— Даже так? — князь внимательно посмотрел на меня. — Удивляюсь я всё-таки тебе, Кеннер. Ты же совсем молодой — сколько тебе сейчас?

— Двадцать, княже, — ответил я, чувствуя себя неловко. — В самом начале студеня двадцать один будет.

— Двадцать, — повторил он, покачивая головой. — В твоём возрасте ещё и мозгов-то быть не может, а ты вот такими вопросами занимаешься, о которых с князем только наедине можно говорить. И ведь вполне успешно занимаешься — из моих советников не каждый таким может похвастаться. Может, ты тоже какой-то ненормальный?

— Скорее всего, княже, — кисло ответил я. — Но я не специально, просто как-то само собой всё выходит.

— Само собой выходит, — усмехнулся князь. — Ну ладно, рассказывай — что там у тебя?

Я собрался с мыслями, прикидывая, что и как ему говорить.

— Для начала, княже, хочу обсудить небольшой, но интересный вопрос, раз уж мы про Ладу заговорили. Девица меня просто поразила, до сих пор отойти не могу. Она и в плену умудрилась найти себе кавалера, да не просто кавалера, а похоже, что и мужа.

— С девицами такое случается, — философски заметил князь. — Есть у них свойство выходить замуж, порой совершенно неожиданно. Не успеешь и глазом моргнуть: была девица — раз, а она уже и дама.

— Так-то так, но интересна личность перспективного мужа, — я почувствовал, как князь внутренне подобрался, поняв, что сейчас услышит что-то интересное. — Это некий Клаус фон Абенсберг — личный друг герцога Баварского и Светлый паладин церкви.

— Какая… энергичная девица, — удивлённо поднял брови князь. — И фамилия жениха мне тоже кажется знакомой.

— Он был старшим сыном и наследником графа Абенсберга, но когда обнаружилось, что он одарённый, титул отошёл его младшему брату. Причём Клауса лишили не только титула, но и дворянства.

Князь внимательно слушал, уже полностью осознав, что я рассказываю не просто любопытную историю.

— Молодые, естественно, хотели бы жить вместе, наслаждаясь обществом друг друга, однако вот неприятность — Ладу в империи вовсе не хотят видеть, потому что для них она ведьма, противная Господу. Единственным вариантом видится переезд Клауса в Новгород, и, как оказалось, эта идея не вызывает у него никакого протеста. Он, в общем-то, и не скрывает, что немного обижен на империю и церковь. Графы Абенсберг принадлежат к верхушке империи, и наследнику совсем не понравилось, что его в одночасье лишили всего и выкинули на свалку.

— Что ты ему пообещал? — перебил меня князь.

— Что его никак не будут ущемлять, если он просто приедет жить. Если же он пожелает принять