Начальнику рекламного отдела «Юниверсал» Элу Горовицу пришла идея привлечь внимание к Мейми кавалером, который сопровождал бы ее в Лос-Анджелес на премьеру фильма «История Глена Миллера», где играли Джимми Стюарт и Джун Эллисон. Премьера должна была состояться 17 февраля 1954-го. Он позвонил Ники и предложил ему стать этим кавалером, на что тот, уже сытый по горло голливудскими красотками, сказал, что сначала хотел бы видеть фотографию Ван Дорен. Горовец сообразил отправить ему с посыльным самые эффектные и соблазнительные снимки Мейми. И уже через несколько часов Ники связался с Элом и сказал, да, черт возьми, он согласен встретиться с этой новой секс-бомбой.

– В вечер премьеры Ник заехал за мной в своем белом «кадиллаке» с красным кожаным салоном, – вспоминала Мейми много лет спустя. – Я была взволнована, разодета в пух и прах – на мне было белое, усыпанное блестками декольтированное платье с коротким жакетом от дизайнера Сейла Чапмена.

Ники в белом смокинге с бабочкой тоже можно было принять за кинозвезду.

– У него была чудесная кожа, отличное сложение, красивые глаза и густые волосы, – рассказывала Мейми. – Он был неотразим. Мы действительно были настоящей голливудской парой. Помню, над кинотеатром «Пантажес» сияли прожектора, и, когда мы шли с ним по ковровой дорожке, фанаты пытались прорваться сквозь полицейское оцепление по обе стороны бульвара Голливуд. Это было невероятно волнующе. Они кричали «Мейми! Мейми!». А потом нас усадили совсем рядом от сцены, ряду в третьем. Это означало, что я вовсе не была такой уж знаменитой кинозвездой, как можно было подумать судя по реакции публики, осаждавшей кинотеатр. Настоящие знаменитости располагались обычно гораздо дальше от сцены. И я, конечно, расстроилась.

«О боже, – сказала Мейми смущенно, когда они с Ники занимали предназначенные им места. – Наверное, ты выбрал себе не ту звезду. Посмотри, Ники, где мы сидим».

Ники галантно взял руку Мейми и слегка сжал ее.

«Нам будет отлично друг с другом, где бы ни сидеть. – Затем он обнял ее за обнаженные плечи. – Черт, Мейми, ты же с Хилтоном! Давай веселиться напропалую!»

После премьеры они отправились в ресторан «Романофф», очень популярный в то время, поскольку его посещали звезды Голливуда. Ники, к этому времени уже привыкший к вниманию репортеров, учил неопытную в шоу-бизнесе девушку, как позировать для снимков, которые непременно появятся в завтрашних газетах.

– Он говорил мне, когда и как позировать для камеры, – вспоминала она. – И весь вечер держал меня за руку, изображая самого нежного и преданного спутника. А потом вдруг сказал: «Послушай, а не сбежать ли нам?» Мы вышли к его машине и всю ночь катались по городу со спущенным верхом, ветер бил нам в лицо, а мы разговаривали, хохотали, без конца курили и все лучше узнавали друг друга. Наконец он подвез меня к дому, где я жила с моей мамой. Он спросил, может ли он мне позвонить, я согласилась и дала ему номер телефона. Он вел себя по-джентльменски, поцеловал меня на прощание. И когда он уехал, я подумала: «Какое замечательное было свидание!»

В последующие дни мы с ним говорили много и о разных вещах. Я сразу поняла, что он буквально обожает своего отца. Он рассказывал мне о его достижениях, о гостиничном бизнесе, говорил, что гордится отцом. Я думала, как приятно познакомиться с сыном, у которого такие прекрасные отношения с отцом. Брата он тоже очень любил, даже почитал его, хотя они и соперничали друг с другом.

Боб Нил вспоминал один вечер в поместье Хилтона, когда речь зашла о Мейми. Присутствовали друзья Конрада и Ники Джон Кэрролл и Роберт Уэнтворт, а также сам Конрад, Баррон и его жена Мэрилин. Они играли в карты, пили кофе и смотрели телевизор.

– Я хочу познакомить вас с этой девушкой, – сказал Ники отцу и брату. – Мне кажется, она серьезно меня интересует.

При всеобщем молчании Конрад только пристально посмотрел на сына. Затем он перевел взгляд на Баррона, словно призывая его сказать то, о чем все подумали.

– Больше никаких актрис, – наконец заявил Баррон. – Мы же не будем разыгрывать прежний сценарий, верно, Ник?

Ник сказал, что они несправедливы. Эта девушка не такая, как другие, и когда они с ней познакомятся, то поймут это. Воцарилось неловкое молчание. В конце концов Конрад, не поднимая взгляда от карт, спросил:

– Ник, она католичка?

– Ну не всем же быть католиками, пап.

– Понятно, – пробормотал Конрад, встал, попрощался с гостями и вышел из гостиной.

«После его ухода все начали обсуждать, насколько разумно для Ники снова связаться с киноактрисой, – вспоминал Боб Нил. – Мы говорили очень доброжелательно. Ник тоже слушал нас очень спокойно, хотя общее мнение склонялось к тому, что не стоит повторять прежние ошибки. А в конце разговора Мэрилин вдруг сказала, что было бы только справедливо, если бы мы хотя бы познакомились с нею!»

Как раз недавно Баррон и Мэрилин приобрели просторный дом в стиле Тюдоров на берегу океана в Санта-Моника, этот дом раньше принадлежал начальнику производства киностудии МГМ Ирвингу Талбергу и его жене актрисе Норме Ширер. (Их соседями на Сорренто оказались Питер Лоуфорд и его супруга Пэт Кеннеди.) Ширер велела сделать дом звуконепроницаемым, чтобы Талберга, который страдал бессонницей, не тревожил шум волн, ведь дом стоял на самом берегу. «Мэрилин все боялась, что какой-нибудь сильный шторм смоет в море всю ее антикварную мебель, – вспоминал Боб Нил. – Но, к счастью, этого не случилось».

Хилтоны собирались устроить настоящий праздник в честь новоселья.

– Почему бы тебе не пригласить Мейми? – предложила Ники Мэрилин.

Баррон возражал, не хотел будить лихо. Но Мэрилин считала, что, если Ник питает к девушке такие сильные чувства, родственники должны составить о ней свое мнение.

Примерно через неделю Баррон и Мэрилин Хилтон принимали у себя около сотни друзей и деловых знакомых. К этому времени Мэрилин превратилась из симпатичной простушки в ослепительную светскую даму. Каждую неделю парикмахер укладывал ей прическу, ее статную фигурку облачали только изысканные и дорогие наряды от самых известных дизайнеров – она приобретала их в бутиках на Родео-Драйв. Красивая внешность Мэрилин сочеталась с присущим ей внутренним обаянием. Она решила оформить этот вечер в гавайском духе и просила гостей явиться в полинезийских нарядах. Всюду были развешаны гавайские и китайские бумажные фонарики, что в сочетании с гирляндами из гибискуса и цветов лотоса создавало экзотическую атмосферу. В воздухе разносился аромат жарящегося в барбекю мяса, из вынесенного на улицу музыкального центра неслись голоса Эдди Фишера, Розмари Клуни и сестер Макгир. Мэрилин грациозно расхаживала между гостями. На ней было индонезийское платье из цветастого шелка, волосы убраны по французской моде, а лицо обрамляли крупные цветы гардении. Она уделяла каждому гостю несколько минут своего внимания.

– Когда она с тобой разговаривала, казалось, никого другого для нее не существует, – вспоминал Боб Нил. – У вас появлялось ощущение, что для нее вы самый важный и интересный человек. Но при этом она умела быть очень требовательной. Я видел, как она одним взглядом поставила на место чем-то провинившихся официантов. Слышал, как она сказала дворецкому, которого взяла на вечер у Конрада: «Уилсон, вам платят за работу, а не за разговоры с гостями!»