– В каком смысле? – Марк остановился, дождавшись, когда Борис поравняется с ним. – Что-то случилось?

– Случились съемки, которые вы срываете. Мне нужно снять приветствие каждого из экстрасенсов. Собрались все, ждем только вас.

– Я ничего не слышал, – оправдывался Марк. – Меня не предупредили. Все были заняты вопросом расселения.

– Хватит болтать, господин Воронов, – огрызнулся оператор. – Поднимайтесь на крышу, я скоро подойду.

– На крышу? – переспросил он.

– У меня дикция невнятная? – Борис будто издевался. – Да, я попросил вас подняться на крышу. В сценарии расписаны индивидуальные приветствия. Ваше такое. Можете гордиться, самый выигрышный план будет вашим.

Задуманное пришлось перенести. Но ничего, время до вечера еще есть. Он отчего-то был убежден, что лучше сделать все засветло.

Поднимаясь по ступенькам, Марк не слышал голосов, не встретил никого из тех, кто еще недавно с детским восторгом исследовал пустые помещения. Оператор объяснил, куда нужно идти, чтобы выйти через чердачное окно на крышу и ждать его там.

Марк без труда разобрался в расположении лестниц и вскоре толкал небольшую дверцу, за которой расстилалась покрытая рубероидом гладь. Тут и там блестели лужицы, пробивались молодые деревца, валялись обломки кирпичей и досок. Крыша как крыша, ничего особенного. Он сразу обратил внимание на отсутствие ограждений. Лишь по периметру торчала проржавевшая арматура. Странно, что их не установили, в те времена за безопасностью следили строго. С другой стороны, никто не заставляет его подходить близко к краю.

Борис не сказал, с какой именно точки будет снимать, но этого и не потребовалось, Марк вышел правильно. Увидев установленную на штативе камеру, он принялся ждать.

Прошло не более пяти минут, прежде чем появился сам оператор и сразу начал командовать:

– Вы должны встать вот здесь, я начертил для вас линию. – Он прошел к краю, остановившись от него буквально в полутора метрах. – Вид хороший, – пояснил он, заметив вопросительный взгляд Марка. – Сами убедитесь.

Пришлось признать, что вид действительно открывался потрясающий. Отсюда даже можно было рассмотреть старое русло, которое от пансионата отделяла полоска редкого леса, перерезанная грунтовой дорогой, по которой они сюда и приехали.

– Встаньте сразу за полосой. Вот так. Сначала сниму общий план, потом просто скажете пару слов от себя, мол, приехали сюда, чтобы разобраться со старой легендой и все в том же духе. Короче, импровизируйте. Начинаем.

Борис отошел к камере, снял ее со штатива и направил объектив на Марка. Обошел его с разных сторон, велев не двигаться.

– Стоп, не то. – В голосе оператора послышалась досада. – Отступите на шаг назад. Только аккуратней, не упадите. Мне за вас отвечать не хочется.

Марк выполнил просьбу, предварительно оценив оставшееся до края расстояние. И тут он увидел, что вся съемочная группа расположилась внизу. Ведущая о чем-то говорила, обводя жестами окрестности, потом указала на здание пансионата и подошла к одному из актеров.

– Господин Воронов, не занимайте мое время, – окликнул его оператор. – Быстрее снимем здесь, быстрее сможем спуститься вниз к остальным.

– Почему они там, а я здесь? – внутри зашевелилось волнение, Марк, шагнул подальше от края.

– Откуда мне знать? Я снимаю то, что мне велели. Давайте уже закончим здесь, пока свет хороший. Тащить сюда оборудование ради пары кадров нет резона.

Объяснение вполне удовлетворило Марка, и он вернулся на исходную позицию.

Съемка проходила в привычном режиме. Оператор подсказывал, как лучше встать, где нужно повернуться и куда деть руки, чтобы они не болтались бестолково в кадре.

Камера приближалась и уходила назад, опускалась ниже, снова поднималась. А потом произошло то, что Марк так и не смог себе объяснить.

Внезапно поднялся ветер, сильный настолько, что его, здорового мужика, качнуло, толкнув в грудь, и он, попятившись назад, потерял опору под ногами…

* * *

Жора был счастлив. Пожалуй, впервые за целую прорву времени. Он понимал, что прошли годы, и знал, что настанет день, когда все наконец закончится.

Давно забытое начинало вспыхивать перед внутренним взором, точно гвоздями вбивая в череп картинки прошлого. Боль казалась мучительно-сладкой, заставляла верить, что он еще живой. И он верил, цепляясь за эту боль, помогая ей не прекращаться. Он умел причинить физические страдания, хотя и старался применять свои умения в крайних случаях. Когда-то, в прошлой жизни, такие умения даже спасали его шкуру. Теперь помогали психам обрести покой, отпугивали серые тени, мучившие их.

Оказалось, он уже не помнил себя прошлого, будто бы всегда существовал дуболом Жора, а того другого и не было. Его кто-то выдумал, чтобы злить самого Жору, выводить из себя и заставлять делать то, чего он на самом деле не хотел и никогда бы не стал так поступать.

И что же теперь? Выходило, что выдумали как раз Жору, а тот другой просто спрятался внутри от враждебности внешних обстоятельств. Перестал бороться и ушел.

Здесь, в пропахшем плесенью и сыростью, подвале, к нему начали приходить видения. Они и раньше были, но тогда объявлялся его приятель ворон и говорил, как правильно поступать. Теперь ворона не было, он занят другими. Теми, кто пришел сюда после Жоры. Теми, кто прогнал его с удобной постели. Из-за них ему пришлось спрятаться. Так сказал ворон, прежде чем улететь.

Зато Серый больше не приходил. Прежде они с вороном появлялись вместе, будто были связаны. Тогда Жора не задавал вопросов, но потом начал вспоминать, и тот, другой, внутри него оказался куда любопытнее его самого. А еще другой умел задавать правильные вопросы.

Жора знал теперь многое, но не все понимал. Ворон рассказывал о границе, за которой спрятана деревня, населенная ведьмами. Якобы деревню могли видеть исключительно женщины, а мужчинам она никогда не показывалась. Раз в тринадцать лет ведьмы покидали свое убежище, и тогда река забирала жертву…

Где-то на границе сознания Жора смекал важность этих знаний, будто они могут ему пригодиться или в определенный момент сыграть важную роль. Но, когда это произойдет и произойдет ли вообще, никто не спешил пояснять.

Тот, другой, особенно уцепился за упоминание жертвы и долго потом не показывался, будто что-то прикидывал.

Самого Жору словцо тоже царапнуло. Но пока оставалось всего лишь набором букв и звуков. Он перекатывал слово на языке, прислушивался к нему так и этак, пристраивал к своей ситуации, но ничего не отзывалось.

Жора злился. В такие моменты обычно появлялся Серый, становился почти осязаемым, только оставался, как всегда, безликим.

Про него ворон тоже рассказал. Называл сильным духом, которого призвал когда-то влюбленный в ведьму монах-отступник. Монах не понимал всей силы своей веры, не знал, что может вывернуть ее, извратить настолько, что достучится до самой темной адовой бездны. Он просил помощи и защиты, не для себя, но для той, что доверилась ему, впустила туда, куда таким, как он, путь заказан. Она рискнула жизнью и поплатилась за свое безрассудство.