Лене не было жаль своего мужа. Ею овладела такая ярость, которой обязательно нужен был выход. Она не сразу поняла, что чувствует злобу всех этих теней. Злобу не на конкретного мужчину, а на всех сразу. Окажись у нее в руках оружие, оно непременно пошло бы в ход. Но оружия не было, и разрывающая изнутри, требующая выхода волна вырвалась оглушительным криком.

Она упала на колени, зажала ладонями уши и кричала до боли в голосовых связках. Выла, рычала, не владея собой, пока не рухнула обессиленная на землю.

Тени отступили, однако не исчезли. Она видела их отчетливо. Больше не нужно было Маринкиных прикосновений. Они смотрели на нее: такие разные женщины с одним выражением на лице – безутешной скорби. Пустые, холодные глаза оставались сухими, в то время как сердца их рвались в клочья. Откуда она это знала? И было ли это правдой, не важно. В тот самый миг они все разделили ее боль и отчаяние на множество душ. Иначе ей было просто не выжить.

Сознание покидало ее стремительно, и последнее, что она помнила, как руки Павла тянутся к ней, чтобы поднять и отнести отсюда. Он продолжал бестолково бормотать, возможно извинения, но ей не было никакого дела до любых слов.

Когда снова очнулась, Лена обнаружила себя все на той же кровати в тесной комнатке санатория. Кто-то гладил ее по руке, и она резко дернулась, вскакивая в постели.

Василий смотрел на нее припухшими, красными глазами и почему-то улыбался. Она сразу поняла, что он все знает. Но почему тогда улыбается?

– Лен, я пришел просить тебя никому ничего не рассказывать. – Голос его был тихим, хриплым и звучал почти как у старика. – Марина мне все рассказала, и я принял решение простить ее. Не жду того же от тебя, но надеюсь на твое понимание. Если захочешь, мы больше никогда не напомним о себе. Уехать сейчас не сможем, автобус будет только завтра. С работы она уволится сразу после отпуска.

– Вась, за что они так с нами? – Она взяла его ладонь и прижала к своей груди. – Неужели не понимают, что натворили?

– Я ничего не знал, правда, – зачем-то оправдывался он. – Маринка не первый раз мне изменила, но я ее люблю. Каждый раз будто умираю, но без нее я просто исчезну, растворюсь. Понимаешь?

– Не понимаю, – искренне ответила она. – Не понимаю, Вась. Как думаешь, можно мне другой номер попросить? Если нет, я на улице ночевать стану, лишь бы не видеть его больше. – Она не смогла произнести имени мужа, оно теперь казалось раскаленным углем на языке.

– Не увидишь, – он высвободил свою руку. Встал, отошел к окну. – Пашка ушел. Сказал, что пешком пойдет до дома. Но, скорее всего, машину поймает, конечно. Ему только русло перейти, а там до трассы метров триста.

– Так даже лучше. – Лена смотрела и видела напряженную спину мужчины. Хотела подойти, обнять и сказать что-то обнадеживающее, вот только у нее не осталось веры в хорошее. А значит, ей никак не помочь единственному, кто может разделить ее горе.

– Что думаешь делать дальше? – он говорил, продолжая смотреть в окно, будто боялся повернуться и увидеть то, отчего оставшиеся кирпичики плотины мужского самообладания вылетят под напором цунами эмоций. И Лена была ему благодарна.

– Подам на развод и буду просто жить. У нас дети, Вась. Они меня не бросят.

– Я не об этом. – Он все же нашел в себе силы и присел на самый краешек заправленной кровати, на которой еще утром спал его друг. Бывший друг. – Ты примешь его? Позволишь искупить вину?

– Ты считаешь, есть нечто способное все исправить? Тебе проще, ты не видел того, что видела я. – Она говорила тихо, но от каждого слова сидящий напротив Василий вздрагивал, как от серии ударов.

Больше он ничего не сказал. Молча поднялся на ноги и вышел, притворив за собой дверь.

Лена не знала сколько просидела в одной позе, уставившись в невидимую точку на стене. Но когда в окно постучали, она поняла, что наступила ночь, а через стекло на нее смотрит белоглазый ворон…

…Босые ноги обожгло о ледяной металл пожарной лестницы, за спиной осталось распахнутое окно комнаты, где она еще утром была счастлива. Свет ночника казался маяком из прошлого, он оставлял шанс.

Вернуться. Остаться. Простить.

Ухмылка, похожая на оскал, едва уловимое движение пальцев, и свет, замерцав, потух.

Она шла, не чувствуя колючих камешков под ступнями, затем мягкой травы и колючей хвои. Ворон летел впереди, точно зная, что она следует за ним. Ей не нужно уходить, здесь ее дом.

Прохлада близкой реки заставила поежиться, растереть руками озябшие плечи. Жаль, что все обман. Лишь пустое русло, сухое, как ее собственные вены, по которым больше не бежит кровь, не искрится серебряными звездочками при одной мысли о том, кто был рядом совсем недавно, но предал так легко.

Она замерла у крутого обрыва. Впервые не побоявшись посмотреть вниз, увидела, как вода звенящими, бойкими ключами пробивается сквозь черное покрывало листвы. Река оживала на глазах, наполнялась, дышала, шептала что-то неразборчивое, но манящее.

Когда на темную гладь легла лунная дорожка, она без страха шагнула и ощутив упругую пленку под ногами, пошла вперед. Туда, где раскачивалась темная лодка, с опущенными в толщу вернувшейся реки веслами.

Все стало неважным и каким-то далеким. Река обещала покой, то, чего она сама желала больше всего на свете.

Лодка подплывала все ближе, скоро до нее можно будет дотянуться рукой. Хотя, зачем ей лодка, если она идет по воде и не тонет?

Она. Идет. По воде.

Это вовсе не лодка плывет навстречу, лодка только раскачивается от течения.

Еще шаг и вот уже можно заглянуть в нее. Она еще не знает зачем, и что-то ее останавливает, но, справившись со ступором, все же склоняется и видит бледное лицо, мокрые рыжие волосы, прилипшие ко лбу. Человек ей знаком. Они точно виделись раньше, вспомнить бы, где и при каких обстоятельствах.

Громкий клекот над головой раздался так неожиданно и резко, что она едва удержалась на ослабевших ногах, в последний момент успев упереться о лодочную корму.

Ворон, единственный, кого она хорошо помнила, камнем обрушился вниз, вцепившись когтями в грудь лежащего человека. Никакой реакции. Мужчина с рыжей копной волос мертв.

– Паша. – Имя рождается на языке, срывается с губ и падает каплей в воду. – Я вспомнила. Мой муж Паша. Он…

Договорить она не успела. Такая упругая и плотная, река пришла в движение, потащила в вихре водоворота, залилась ледяной водой в рот, забила горло колючим песком.

Она барахталась изо всех сил, старалась грести к берегу, который теперь казался далеким, почти недостижимым. И когда у нее получилось вырваться из смертельного притяжения, она вспомнила про лодку и лежащего в ней человека. Решила плыть обратно, чтобы спасти его, но увидела, как лодка, раскрутившись с невероятной скоростью проваливается в пропасть, будто со дна поднялось чудовище и раскрыв пасть поглотило ее.