– Ну так, смутно.

– Одни посланы, чтобы вернуться, а другие, соответственно, нет. Так сказать, в один конец.

– Да брось, ты че ересь несешь? – возмутился он.

– Тогда в Шэньчжене я подумал, что меня слили. После вашей записки со мной на связь никто не выходил. Я даже не успел сообщить, что за Пэном следили люди из ЦРУ. По крайней мере, он так считал.

– Да, он нам рассказал об этом.

– В тот вечер он рассказал мне такие вещи, что я сразу решил: его нужно забирать к нам.

– Ты правильно решил. Помнишь, Леша, ты рассказывал мне про космос?

– Про Ильюшина, что ли?

– Нет, про то, что если ты что-то задумал, оно обязательно случается, что происходит так, как ты задумал, помнишь?

– Вы придали значение тому бреду? На вас не похоже.

– Это не бред. В той операции, между прочим, признанной одной из лучших в году, я задумал все именно так, как ты реализовал. Тем паче за Пэном следили не только американцы. Мы тоже его вели. Он был в активной разработке, и ты был единственным, кто имел к нему доступ.

– А тот таксист, кто он?

– Наш человек, больше сказать ничего не могу.

– Знаете, тогда, в машине, мне показалось, что он меня хорошо знает.

– Леш, ты знаешь правила. Ни я, ни ты нарушать их не должны.

Минин, как и Конфуций, был прав: «Утром познав истину, вечером можно умереть».

– Знаю, – согласился я.

– Я сделал все, что было в моих силах. Сам я приехать не мог. Ты многого не знаешь, да тебе это и не нужно! Тогда у нас сгорел агент, началась тотальная проверка. Я попал под подозрение, потому что мы вместе с генералом курировали того человека. Меня долго мурыжили, я полгода был под арестом. Ни я, ни генерал Никифоров никого никогда не предавали, я не мог выйти с тобой на связь!

Минин, шумно дыша, замолчал. Он, держа руки за спиной, шагал, потупив взгляд, словно арестант. Остановившись, он снял очки. Отсутствие привычки их носить отчетливо читалось. Тяжело дыша, правой рукой он провел по лицу сверху вниз, массируя его.

– Вам плохо?

– Я в порядке, – тяжело выдыхая, резко произнес он. Он что-то вспоминал, и ему стало горько. – Знаешь, я спасся благодаря тебе.

– Благодаря мне?

– Помнишь, пару лет назад ты сообщил нам о подготовке диверсантов?

– Да.

– Я тогда написал об этом в отчете, и совсем недавно твоя информация подтвердилась.

– Как подтвердилась?

Мы остановились, снова глядя друг на друга в упор. Я знал, что Минин прилетел ко мне не просто так. Задание мне стало понятно, его прислали передать мне приказ: отыскать все об этих диверсантах. Такие задания не передают по обычным каналам связи. Он, рискуя, прилетел поручить мне его лично.

– Да, Леша, теперь мы точно знаем, что китайцы готовят специальный отряд диверсантов для дальнейшей заброски к нам.

Минин был чернее тучи. Он произнес все это такими словами, будто прощался с жизнью. Я его немного знал. Ровно настолько, насколько учитель допускает в свою жизнь ученика.

– Источник надежный?

Я хотел найти причины для сомнения в достоверности его доводов. Не хотел верить Минину! Это его заслуга, его школа, его суть – он обучил меня сообщать все, что хоть как-то шевелило мозг в общении по нашей военной теме.

– Абсолютно.

Сказанное Мининым меня ошарашило. Слово «абсолютно» из его уст я слышал не так часто, но всегда по делу. Оно было холодным, резким, но всегда точным. Как аптекарские весы: напутал и – смерть. Я, остановившись, обхватил голову руками, мне хотелось орать и рвать волосы на себе, но я, держа себя в руках, лишь тихо хрипел. Я знал китайцев, я понимал, насколько все серьезно.

– Алексей!.. Назаров, соберись, не дави! – потребовал Минин, пройдя вперед несколько шагов, не оборачиваясь.

– Мы потеряли время. Когда я сообщал об этом? – обратился я с упреком.

– Когда? – строго переспросил он, не глядя на меня.

– Да, когда? – кинул я ему снова.

– Ты никто! – заорал на меня Минин, тут же осекшись.

– Вот видите, а вы говорите «шпион жизни», – подловил я Минина.

Он был взволнован, и нервы выдали его.

– Кстати, тогда в твоем сообщении я уловил нотки чрезмерной осторожности, неужели ты думал, что тебя поднимут на смех? – приходя в себя, строго, по-военному спросил куратор.

Как же тонко он понимал меня…

– Да, были такие мысли, – честно признался я.

Вариантов юлить Минин мне не оставил, иначе бы не спросил. С таким собеседником, как он, сложно.

– Зря. Ты же знаешь, мелочей в нашей работе не бывает. Если бы ты тогда упустил этот момент, мы бы… – Убрав руки из-за спины, он сунул их в карманы джинсов и, проталкивая внутрь, стал прыгать, как тинейджер. – Да ты и сам все понимаешь.

– Понимаю.

Минин рассказал, что было позволено Центром, по этой операции.

– Это все, что мы знаем, – резюмировал он.

– Негусто.

– По правде говоря, пусто.

– Мало времени, – ответил я первое, что пришло на ум.

– Да, до лета рукой подать, ситуация крайне серьезная, поэтому, собственно, я здесь.

– Вы рискуете, – сказал я, оценивая опасность приезда Минина на эту встречу.

– Мы все рискуем, Леша, работа у нас такая. Я летел через четыре страны, здесь я как американец Джим Торп. Американцев здесь много, поэтому вряд ли я кого-то заинтересую. Ты, наверное, не сразу сообразил, почему Таиланд? Я надеюсь, ты-то продумал легенду своего появления здесь?

– Разумеется.

– Как у тебя там обстановка? – спросил «седой американец», оглянувшись назад на звук приближавшегося мопеда, от которого мы скрыли лица.

– Да вроде спокойно. После вашего послания я особо не высовывался. Встречался в основном только с Харбинцем.

– Как он?

– Он в норме, растет, его повысили.

– Это очень кстати, – с энтузиазмом заметил Минин, почесывая наклеенную бороду. – Скажу тебе честно, будь у нас времени побольше, мы бы обложили твоего Харбинца, но теперь поздно. Новые люди вокруг него привлекут ненужное внимание, теперь вся надежда на тебя. Нам нужны данные на всех этих диверсантов.

– Вы же сами говорите, их тридцать девять человек, а у нас всего три месяца! Из всего, что вы сказали, я понял, что мы до сих пор не знаем, для каких конкретно целей их готовят? Вы отдаете себе отчет?

– Тише, – осек меня Минин, оглядевшись по сторонам.

Я мгновенно осознал, что не имею права ставить командиру вопросы подобным образом. Разумеется, он отдавал себе отчет, а вот я не смог сдержать эмоции.